Иван Оченков - Путь на Балканы [litres]

– Но я люблю Софью!

– Да и на здоровье!

– Нет, вы решительно неисправимы! Кстати, а что за певец Бернес? Никогда о таком не слышал.

– Он еще не родился.

– О, так он, как и вы, из будущего?

– Ага.

– Вы опять за свое! Впрочем, согласен, было бы крайне любопытно узнать, какое оно, это самое будущее?

– Знаешь, Леха, нам предстоит долгая дорога, и я, пожалуй, расскажу тебе о нем все, что знаю. Предупреждаю сразу, оно тебе может и не понравиться, во всяком случае, не все!

– Надеюсь, что Геся в дороге успокоится и тоже сможет слушать эти рассказы.

– Это ты к чему?

– Ну, может быть, при ней вы не станете развивать свои идеи о коротких подолах и легкости нравов?

– Ах, вот ты о чем, – засмеялся Дмитрий. – Ты отказываешься только потому, что не видел их сам. Уверяю, тебе бы понравилось!

Эпилог

Рыбинск – город, конечно, не маленький, но нельзя сказать, чтобы очень уж большой. Все друг друга знают, а если уж и не знакомы лично, то, во всяком случае, наслышаны. Поэтому известие о том, что земский врач Модест Петрович Батовский выдает замуж любимую дочь, всколыхнуло весь город. К тому же Софья Модестовна была барышней видной, и редко какое мужское сердце могло устоять перед ее красотой, а потому многие захотели взглянуть на свадьбу.

Вправду сказать, сначала венчание хотели отложить, ведь не прошло еще и полугода, как на войне погиб ее кузен – Николай Штерн. Но даже несчастные родители молодого человека воспротивились этой затее и заявили, что не желают мешать счастью своей любимой племянницы. Софи взамен взяла с них слово, что они непременно будут присутствовать на церемонии, и это условие было принято.

Всякому, кому посчастливилось увидеть Софью Модестовну в то знаменательное утро, наверняка показалось бы, что он увидел ангела, спустившегося с небес на грешную землю и осветившего ее своей красотой. Когда она вышла из кареты, сияя ослепительно белым атласом подвенечного платья, все ахнули и застыли в благоговейном молчании. Модест Петрович, одетый в свой самый лучший фрак, поспешил к дочери и подал ей руку, чтобы отвести в церковь. Вид его был сияющим, да и разве могло быть иначе, ведь любящий отец провожал к алтарю свою любимую дочь! Длинный шлейф несли красиво наряженные девочки из местной лютеранской общины, а самая маленькая из них с важным видом держала коробочку с кольцами.

Вся Пушкинская улица была запружена любопытными, и даже излюбленное место гуляния чистой публики – Карякинский сад – опустел, ибо все хотели хотя бы краем глаза увидеть происходящее торжество. Отец торжественно ввел невесту в кирху, и она, под громкие звуки, извлекаемые из стоящей в углу фисгармонии, двинулась к алтарю. Надо сказать, что инструмент, к несчастью, оказался расстроен и немного фальшивил, но разве эта мелочь могла испортить торжественность момента.

Все присутствующие тут же встали и почти благоговейно взирали, как Софья идет к своему избраннику. О, избранником такой замечательной барышни был поистине достойный человек! Август Карлович Штольц, весьма многообещающий инженер-путеец, был молод, красив и весьма не беден! Но самое главное, он был человек прогрессивных взглядов, а карьера его развивалась более чем успешно. Шутка ли, в его годы уже начальник дистанции! Так что всем было видно, что выбор мадемуазель Батовской был весьма удачен, и она согласилась составить счастье на редкость почтенному господину.

– Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит, – громко провозгласил пастор, и все с благоговением прислушались к этим проникновенным словам [99] Послание апостола Павла коринфянам. .

Модест Петрович так расчувствовался, что не мог удержаться от слез, а Эрнестина Аркадьевна сияла так, будто это она выходила замуж.

– Согласна ли ты, Софья, принять в мужья Августа и любить его в горе и в радости, богатстве и бедности, болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

– Да, – с легкой запинкой, отвечала невеста и невольно обернулась на стоящего рядом свидетеля.

Ответом ей был такой прямой и честный взгляд, что она, больше не сомневаясь, звонко повторила:

– Да, я согласна!

Голос ее гулко разнесся под сводами церкви, и всем стало так легко на душе, будто собравшиеся почувствовали, как на них спустилось божие благословление.