Анатолий Матвиенко - Последнее испытание [CИ]

– Ага. Снова рубим Порту как хвост любимой кошке, по кусочку. Что, нет сил освободить Анатолию сразу?

– Пройтись маршем насквозь – без проблем. А удерживать нечем. Немусульманское население в центре страны мизерное, на него опереться невозможно. Если османы не угомонятся, будет третий раунд, привлечем казаков и народы Кавказа, которые от них хлебнули по полной. Пройди до Азова, вернись к Феодосии и обратно в Константинополь. Я готовлю сухопутную операцию.

– Олег, почему на этот раз ты не привлек ни британцев, ни Провинции?

– А смысл? Удары по Турции, считай, точечные. Хватит двух сухопутных дивизий. Вооружим христиан и евреев, на побережье их хватает. В Крыму и на Азове пусть русские учатся воевать, мы помогаем морской артиллерией, оружием и боеприпасами. Я заключил очень выгодную сделку с царем через Матвеева, они, правда, сами не понимают нашей выгоды. За каждую винтовку, пулемет и даже ящик патрон государь выделяет на юге Руси большие куски территории. Сейчас они почти ничего не стоят, пока там волнами проносится татарская конница. Но уже через год, попомни мое слово, на Дону и в Кубанском крае будут промышленные и аграрные предприятия, принадлежащие Миссии. Со взятыми темпами мы скоро исчерпаем ресурсы Западной Европы, гораздо быстрее и дешевле поднять Россию, чем Америку. Хотя одно другому не мешает. Вот почему я взял в долю только работорговцев. Чтобы было кому сплавить лишних татар и турок, наполнить ими плантации Французской Америки и лесозаготовки Французской Канады. И не делиться территориальным пирогом.

Запустив раскручиваться маховик новой франко-турецкой войны, Олег направился в Софийский собор Константинополя. Колоссальный православный храм был осквернен турками, затем превращен в мечеть. Перед уходом османы заминировали его, чтобы не достался врагу. Французы снесли минареты, обезобразившие здание по углам, удалили другие следы имперского творчества. Затем президент Ширак сделал неожиданный ход: объявил о передаче собора не грекам и даже не церкви Единого, а Московской патриархии.

Новгородский митрополит Иоаким благодаря знакомству с неугомонным французским президентом путешествовал больше чем кто-либо из руководителей Русской Православной церкви. Совершив паломничество к Гробу Господню на летучем корабле, священник долго не мог для себя решить, вознесся ли он как на ангельских крыльях, то ли на бесовской колеснице. Но так как в гондоле не пахло серой, а дирижабль и экипаж не рассыпались от наложения на них крестного знамения и окропления святой водой, решил успокоиться.

После паломничества Иоаким стал главой церкви.

Храмовая утварь, иконы и другой культовый инвентарь вместе с дьяконами, монахами и прочими ударниками клерикально-идеологической сферы прибыли в освобожденный город кружным путем. Воздушный транспорт доставил нового митрополита Константинополя, самого патриарха и их ближайшую свиту.

Личность нового главы русского православия не переставала удивлять Олега. В его представлении, именно церковь сформировала менталитет московита XVII века, считавшего русскую землю единственно святым местом, а всех остальных, даже православных христиан иных автокефальных церквей, «нечистыми», поэтому все, приходящее из-за границы, относить к «богопротивному». По меркам своего времени, Иоаким оказался на редкость прогрессивным священнослужителем. Он не считал себя «замаранным» от посещения других стран. Достаточно терпимо отнесся к идее диалога и раздела сфер влияния в Иерусалиме. Сравнивая святого отца с маразматиками типа Никона, Олег считал, что и Руси, и Миссии повезло, что на московском престоле оказался такой человек. Разумеется, и переоценивать его прогрессивность не стоило, она оставалась в рамках разумных колебаний внутри того социума.

Вот и сейчас, вместо благодарствия за Софию, патриарх обрушился на Олега с упреками. Скажем честно, справедливыми. Всюду, где появлялись храмы Единого и церковные больницы, неуклонно наблюдался отток прихожан. Перед назначением лекарств и проведением лечения, фельдшеры следили, чтобы пациенты зашли в церковь и произнесли вслух: «Господи, помоги!», не называя имя Бога. При этом они не в полслова не критиковали православие, но иногда рассказывали про вредность советов к исцелению, которые дал поп. Дальше народ эмпирическим путем постигал, что обращение к Богу без имени быстрее возвращает здоровье, чем заунывные завывания «Во имя Отца, Сына и Святага Духа…»