Дмитрий Панасенко - Ллойс [СИ]

— Просто. Дай. Мне. Мой…

— Неужели ты поверил про чудо лекарство? — Сверкнул горящими глазами снайпер. — Даже дед этого паренька вынужден постоянно переливать себе кровь и заменять органы. Два донора в неделю. Его даже не зашивают. Старых хрен, буквально, живет на операционном столе и, это — Старейшина самой крупной организации Пустошей, не считая, конечно, Союза городов. Неужели ты думаешь, что кто-нибудь позволит тебе… Ты идиот, Ыть. При всех своих наноботах, при всей своей изворотливости ты — обыкновенный идиот. Да умей кто-нибудь лечить упырью заразу.

— Дай. Мне… — прохрипел, заваливаясь на бок толстяк. По полу покатилось, громко звякнув о бетон вылетевшей линзой, пенсне.

— Ты был нужен только для того, чтобы придержать мальчишку и до сих пор жив, только потому, что мне это показалось забавным. — Громко расхохотался Пью. — Но мне уже надоело. Оторви ему голову, Умник.

— Да ладно, пусть еще покорячится, интересно ведь… — Лениво процедил продолжающий подпирать стену серокожий. — И вообще, я на тебя обиделся. Девку отыметь не дал. Уродом обозвал…

— Дай… мне… МОЙ! БЛАНК!!

Тело толстяка неожиданно пошло волнами. Плечи сгорбились. Под кожей проступили толстые, будто канаты, вены. Ыть зарычал и одним неуловимо быстрым змеиным движением вскочил на ноги. Тело толстяка стремительно менялось. Жир исчезал на глазах, кожа провисла складками, чтобы тут же натянуться под напором бугрящихся мышц. С хрустом выдвинулись вперед огромные челюсти, на бетон посыпались зубы. Ботинки на ногах толстяка лопнули, и прорвавшие крепкую кожу когти прочертили на полу несколько глубоких борозд. Стоящий на месте несуразно-жирного торговца монстр трубно заревел, щелкнул проросшей внушительным набором игольчато-острых зубов пастью и бросился в атаку.

Все произошло настолько быстро, что снайпер даже не успел достать пистолет. Огромная, чем-то похожая на помесь собаки и обезьяны тварь, чуть не раздавив мимоходом еле успевшего откатиться в сторону скриптора, метнулась вперед и погребла под собой стрелка. Раздался короткий вскрик и чавканье. Подняв от изломанного, разорванного, практически, пополам тела окровавленную морду, Ыть глухо зарычал и повернулся к неподвижно стоящему у стены Умнику.

— Ну, ладно, песик, если хочешь, давай поиграем, — пожал плечами серокожий и медленно потянул из петли висящий на поясе огромный тесак. — Давно уже мне поплясать по-настоящему не приходилось.

— Бланк! — Отрывисто и хрипло рявкнул монстр. Пасть твари явно не была предназначена для разговора. — Мой!.. Бланк!..

— Надо же, — покачал головой, поигрывая ножом, Умник. — Какой разговорчивый. Надеюсь, ты понимаешь, что активация «Логова зверя» необратима более, чем в половине случаев. А еще в половине процесс обратного перехода останавливается где-то на середине. Так что, боюсь красавцем тебе уже не стать.

Монстр кинулся вперед, но мутант с неожиданной для такой массы прытью отпрыгнул в сторону и полоснул Ытя ножом по спине. Вернее, попытался полоснуть. Потому что твари уже там не было. По стали нагрудника проскрежетали здоровенные, медведю впору, когти. Рев, визг, хриплое дыхание. Два колосса, сцепившись, рыча и визжа, словно мартовские коты, покатились по полу. Райк этого не замечал. Невероятным усилием воли удерживая себя в сознании подросток полз к разорванному телу Пью. К тому месту, где в луже набежавшей крови поблескивал маленький, не длиннее ладони, нож…

Отбросив в сторону очередной тюбик концентрата, Ллойс с тоской уставилась на свой раздувшийся, будто у паука, встопорщивший искореженные пластины бронежилета живот. Есть хотелось зверски, но больше пищи в нее просто не помещалось. Элеум вздохнула, сплюнула на пол густой, обильно проросший прожилками сукровицы ком мокроты, и пригладила остатки ирокеза. Судя по ощущениям скальп прирос почти ровно. Ей повезло. Чертовски повезло, если конечно, потерю правой руки, глаза, раздробленный крестец и последующее за этим падение с сорокаметровой высоты можно было назвать везеньем. Но, все же, иначе, чем невероятной удачей, произошедшее с ней назвать было трудно. Во-первых, мутант отшвырнул ее достаточно сильно, чтобы недолгий полет Ллойс не закончился столкновением с многочисленными удерживающими какую-то, непонятную по своему предназначению аппаратуру фермами и балками нижних уровней. Во вторых, убежище, похоже, доживало свои последние дни. Об этом говорили и неожиданно отказавшая система оповещения, и полуразвалившиеся металлические мостки, и тусклый свет явно питавшихся от аварийных генераторов ламп. Сырость и время сделали свое дело, что-то разладилось в системе насосов, и все дно атриума оказалось покрыто водой, глубины которой оказалось вполне достаточно, чтобы ее не размазало по бетону. В-третьих… в-третьих, во время падения она банально потеряла сознание от болевого шока, и это помогло ей отделаться минимумом повреждений — подумаешь, переломало в десятке мест и так почти потерявшие чувствительность ноги, да треснуло пяток ребер. Бывало и хуже. А может и не в воде дело, а просто основной удар принял на себя бронежилет? Какая разница — главное, она жива, а значит, скоро кому-то станет плохо. Очень плохо. Трудней всего оказалось выплыть из нестерпимо воняющей тухлятиной, кишащей какими-то кусачими рачками и другой непонятной живностью лужи, а потом доползти сюда. Черт. Вовремя же Райк научил ее читать. Без этого навыка она ни за что не нашла бы продуктовый склад. Интересно, что с ним? Сомнительно, что пацан успел сбежать. Мальчишка вообще был не из той породы людей, что могли хоть как-то о себе позаботиться, и Ллойс имела все основания опасаться, что научиться самостоятельности парень уже не успеет. Покопавшись в наполовину оторванном кармане разгрузки, девушка неловко выудила из него помятую пачку сигарет, раздраженно повертела в руке размокший, зияющий прорехами с торчащими из них похожими на мочалку прядями табачных листьев кусок картона и с раздражением отбросила его в сторону. В груди было глухо и пусто. По щеке скатилась одинокая слеза. Плевать. Нельзя было так цепляться за этого щенка. Чёрт, стоит ей, хоть к кому-нибудь привязаться, как происходит очередное дерьмо. Каждый раз. Каждый гребаный раз. Один решил ее убить. Она ему надоела. Он был больным ублюдком, зверем, пьянеющим от запаха крови и боли; относился к ней не более, как к забавной игрушке, но тогда она его по-настоящему любила. До тех самых пор… Нет, не нужно вспоминать…