Тахера Мафи - Возроди меня

Наверное, таким вопросом меня хотели побольнее задеть, но тогда я впервые задумалась о такой возможности. Я не знала, что ответить. Может, я с ума сошла такое обдумывать, но я всегда надеялась, что если я буду хорошей, если я все буду делать правильно, говорить правильные слова или вообще помалкивать, родители переменят свое мнение. Я надеялась, что они наконец станут слушать, когда я пытаюсь что-то сказать. Я надеялась, они дадут мне шанс. Я надеялась – может, они наконец полюбят меня.

Во мне всегда жила эта глупая надежда.

Открыв глаза, я вижу звезды.

Десятки звезд. Маленькие пластиковые звезды, прилепленные к потолку, слабо мерцают. Сажусь – как болит голова! – и стараюсь сориентироваться. Справа окно, тонкая тюлевая занавеска пропускает в комнату оранжевые и синие краски заката под непривычным углом. Сидя на маленькой кровати, оглядываю комнату.

Все розовое.

Розовое одеяло, розовые подушки. Розовый коврик на полу.

Поднимаюсь на ноги и недоуменно озираюсь. Рядом стоит вторая, такая же точно кровать, только постельное белье фиолетовое. И подушки фиолетовые.

Комната поделена воображаемой линией, и половинки комнаты служат зеркальным отражением друг друга. Два письменных стола – розовый и фиолетовый. Два стула – розовый и фиолетовый. Два туалетных столика, два зеркала. Розовый, фиолетовый. На стенах нарисованы цветы. Маленький стол и два стула. Вешалка с пышными нарядными платьями, на полу – коробка с тиарами. В углу маленькая грифельная доска на ножках. Под окном корзина с куклами и мягкими игрушками.

Детская спальня.

Меня бросило сразу в жар и холод.

Я по-прежнему ощущаю потерю – чувствую, что моя Сила не работает, и только теперь спохватываюсь, что на запястьях и щиколотках у меня светящиеся электрические наручники. Я дергаю их, тяну изо всех сил, но они не поддаются.

Не на шутку запаниковав, подбегаю к окну – нужно срочно разобраться, где я, найти доказательства, что это не галлюцинации, но потрясающей красоты вид из окна только усиливает недоумение: зеленые пологие холмы, далекие горы и большое сверкающее озеро, в котором отражается закат. Слов нет описать эту красоту.

Я отступаю, отчего-то испугавшись еще сильнее.

Взгляд падает на розовый письменный стол. Я ищу на нем какую-то подсказку, но там только стопки разноцветных блокнотов, фарфоровая чашка с маркерами и блестящими ручками и несколько блоков светящихся стикеров.

Дрожащими руками открываю выдвижной ящик. Внутри – пачки старых писем и полароидные снимки.

Сначала я только смотрю на них. Стук сердца эхом отдается в голове – больно настолько, что даже начинает саднить горло. Я сама слышу, что дышу часто и неглубоко. С силой моргаю раз, другой, третий, чтобы успокоиться и приободриться.

Медленно, очень медленно я берусь за пачку писем.

Достаточно взглянуть на адреса, чтобы понять – это писалось до Оздоровления. Письма адресованы неким Иви и Максимилиану Соммерсам в Гленорчи, Новая Зеландия.

Новая Зеландия.

Ахнув, вспоминаю лица мужчины и женщины, которые вынесли меня из зала несостоявшегося симпозиума.

Я Верховная командующая Океании, мы с твоим отцом прилетели забрать тебя домой.

Закрываю глаза. Звезды взрываются в черноте под веками, оставляя меня в полуобморочном состоянии. Не дыша, открываю глаза. Вялыми, ставшими вдруг неловкими пальцами открываю первое письмо.

Оно совсем короткое и написано двенадцать лет назад.

Макс, Иви!

С Эли все хорошо, ей подобрали подходящую семью. Пока способности у нее не проявились, но мы пристально за ней наблюдаем. Настоятельно советую вам выбросить ее из головы: воспоминания им с Эммелиной удалили, о вас они больше не спрашивают. Больше новостей от меня не ждите.

П. Андерсон.

Пэрис Андерсон. Отец Уорнера.

Новыми глазами оглядываю спальню, чувствуя, как поднимается по спине мороз, и невозможные разрозненные кусочки нового кошмара складываются в единое целое.

Мне едва не стало дурно, но я справилась с собой.

Смотрю на стопку фотографий, лежащих в ящике стола. Лицо как чужое – частично онемело. Все же заставляю себя взять снимки.

На первом – две малышки в одинаковых желтых платьях, худенькие, с каштановыми волосиками, стоят, держась за руки, на садовой дорожке. Одна из них смотрит в камеру, другая опустила глазки.

Я перевернула снимок.