Максим Хорсун - Кремль 2222. Одинцово

Над люцерновыми полями плыли густые облака дыма. Атакующие порядки кавалерии шайнов то скрывались за мглой, то выныривали из нее под свой лающий боевой клич и рев возбужденных скачкой и запахом крови фенакодусов. С крыши заводского корпуса видимость оставляла желать лучшего, Серый тщательно целился и старался накрывать пулеметным огнем наиболее многочисленные группы противника. Это было увлекательное и всепоглощающее занятие; Серый не видел и не замечал ничего, кроме мушки, целика, спускового крючка под пальцем и то появляющихся, то исчезающих в дыму силуэтов. Затем по его глазам ударила вспышка, точно рванула свето-шумовая граната. Серый заворчал, заморгал, поднял ладонь к лицу, чтобы протереть глаза, и к своему ужасу увидел, что по кисти мечутся языки пламени. А затем пришло понимание, что он пылает с головы до ног: горела одежда, горела шерсть, кожа и мясо. Подкожный жир скворчал, словно кусок сала на раскаленной сковороде.

Серый заметался по крыше, пытаясь перекатами сбить пламя. Он чувствовал, что вдыхает огонь, и что этот пожар уже забрался в его гортань и легкие. Пожалуй, облегчить его мучения могла лишь смерть. К счастью, край крыши был совсем рядом…

Припой упал на него всем весом, придавил к крыше и заорал в ухо:

– Ты чего?

– Горю… горю… горю… – отрывисто простонал, чувствуя что он вот-вот потеряет сознание, Серый.

– С ума, что ли, сошел! – громче прежнего воскликнул технарь. – Серега, ты это прекрати! Ну, ты чего? Не хватало, чтоб ты сломался, словно дух необстрелянный!

После этих слов с Серого точно наваждение сошло, он оторопело заморгал, неразборчиво ругаясь под нос. Его руки и ноги были целы, шерсть цела, одежда – тоже.

– Долго еще будете обниматься? – набросился на них Слава. – Неприятель – рыл сто – прет пешим строем через промзону! Нас обкладывают со всех сторон, а вы развалились, как на пляже…

Слава вдруг охнул и присел, обхватив живот руками.

– Эй-эй! – Припой вскочил с ошарашенного Серого, кинулся к напарнику. – А ты-то – что? Ранило?

– Вытащи! – просипел Славик, прижимая к брюху оба кулака. – Вытащи!

– Что?! – развел руками Припой.

– Стрела! Или ты ослеп, болван? – прорычал Слава.

– Приехали… – Припой опустился на корточки рядом с товарищем. – Вы сговорились, братцы? Нет никакой стрелы! Ты не ранен, сукин ты кот!

Слава осторожно убрал с живота кулаки. Недоверчиво натянул и отпустил ткань камуфляжной куртки.

А Серый приподнялся и проговорил неожиданно изможденным голосом:

– Сдается мне, ребята, это мотает нам нервы Повелитель Туманов или кого-то вроде него…

Они втроем выглянули из-за парапета. На севере, перед главными воротами, кипел бой; с юга и запада через промзону к заводу пытались скрытно подобраться пешие десятки шайнов, но их уже обнаружили ополченцы. Однако трое пришлых из Власихи напряженно высматривали не приближающегося неприятеля, а иную, почти сверхъестественную угрозу, что скрывалась среди окружающих промзону руин и мутировавших лесов.

Седой псионик, сидя за спиной у стрелка, вооруженного АК-74М с оптическим прицелом, проговорил, глядя пустым взглядом в серую стену перед собой:

– Трое… над парапетом… семь метров слева…

Стрелок повел стволом, накрыл прицельной сеткой участок крыши, на фоне которого можно было различить головы и плечи трех защитников поселка. Сухо затрещали одиночные выстрелы.

Перед носами вглядывающихся в руины друзей из Власихи вспыхнули искры, вздулось облако пыли. Припой упал на спину, под его спиной тут же образовалась черно-красная лужа.

– Кузя, давай сюда, на..! – заорал Слава, зажимая рану напарника в верхней части груди. – Нужно забрать его вниз!

Серый схватил АК Припоя и дал несколько коротких очередей по поднимающимся над общим ландшафтом остовам ближайших многоэтажек. Но это было лишь желание поквитаться, а еще – первый росток отчаяния: в тот момент Серый отчетливо понял, что одинцовской общине, несмотря на все усилия, не устоять.

…Мара сидела, прижавшись спиной к покрытой облупившейся краской стене цеха. В ее руках были стилеты. Она поигрывала клинками, меняя хват, и при этом не выходила из мрачной задумчивости. Местные сторонились ее, никто не подходил ближе, чем на пять метров, благо в цеху места хватало. Сияна замерла, обхватив руками колени, у противоположной стены. Мара то и дело ловила на себе взгляд ее недоверчивых, испуганных глазенок.

За стенами гремело, гремело и внутри корпуса. Бесперечь стреляли ружья засевших у окон ополченцев. Мара поняла, что теперь защитникам приходится отстреливаться со всех сторон. Почему-то умолк пулемет на крыше… А еще постоянно стонали и вскрикивали раненые, которых размещали в соседнем цеху, настырно стучали бубны Друзей Духов да ревели туры, укрытые здесь же.