Другой рукой — раскрытой ладонью! — багатур ударил поднявшегося на задние лапы зверя в грудь. Отбросив его назад метра на три.
Пока ошеломленный косолапый поднимался на ноги, тряся лобастой башкой, сектанты передумали бежать. Остановившись на краю поляны, они со страхом и возрастающим восхищением смотрели, как человек сражается с медведем. Нет, не так! Как человек убивает медведя.
Каланак скользил сквозь воздух, словно пущенная из тугого лука стрела. Миг — он стоит на том месте, откуда отправил зверя в короткий полет. Вздох — и он уже появляется чуть позади и справа от медведя. Выдох — и листву на деревьях сотрясает рев, полный боли. Глухой шлепок завершает секундную увертюру — под ноги зрителям падает кусок покрытой густой шерстью плоти.
Правая лапа животного.
Бурый не сразу понял, что умер. Попытался схватить человека пастью за плечо, но потерял равновесие, попытавшись опереться на отсутствующую конечность, и завалился на бок. Рванулся, пытаясь достать противника лапой, но тот легко уклонился и от этого удара. А больше он ничего сделать не успел. Каланак мигнул, пропадая в одном месте и появляясь в другом, и ногой перебил зверю хребет.
На некоторое время все на поляне затихло. Не полностью — медведь, умирая, жалобно поскуливал, но издаваемые им звуки скорее подчеркивали тишину, чем нарушали ее. А затем проповедник заговорил.
— Сила. — произнес он негромко и очень проникновенно. — Невероятная сила древних героев и богов была дарована Каланаку. Вы видели.
— Мы видели. — находясь будто бы в трансе, нестройно повторили за ним сектанты.
— Каланак уже не человек. Он стал больше, чем человеком. Он двигается быстрее ветра. Сражается яростнее, чем хозяин тайги. Он способен выжить после ран, которые убьют любого человека…
Голос лидера секты поднялся с каждым словом становился все тише и тише. Попавшие под магию этих слов люди на поляне, незаметно для себя, стали двигаться к нему, чтобы не пропустить ни одного звука. В их глазах горел огонь фанатичной веры. И последнюю фразу, прозвучавшую тише шепота березовых листьев на слабом ветру, они услышали не ушами, а сердцами.
— И таким может стать каждым из вас…
Новосибирск. М-н Родники. Ул. Тюленина. 14 мая
Тоня заняла единственную спальню. Вадим бросил свои вещи в зале, выразительно при этом на меня посмотрев, мол, моя комната. Я вздохнул и отправился в третье, самое маленькое помещение квартиры, которая обычно отводится под детскую. Долгая дорога, заполненная физически ощущаемой неприязнью Воина и приторной дружелюбностью Дипломата, закончилась ожидаемо неприятно.
Приехали!.. Столько всего пережить, столько узнать, приобрести и потерять, и только для того, чтобы отправиться в Новосибирск и застрять в дурацкой квартире на шестнадцатом этаже! В каком-то спальном районе с идиотским названием «Родники»! Где тут родники, вашу маму? Все закатано в асфальт! Не считать же таковыми фонтаны возле дома.
М-да!.. Не думал я, что разговор с Антониной Ланской закончится таким вот финтом!
Присев на кровать — думал, она окажется скрипучей, это бы отлично бы завершило список жизненных обломов, — я словно наяву вспомнил нашу с ней беседу.
— Мы должны на время увезти тебя из Благовещенска. — сказала она.
Я только что дал согласие на вступление в их дурацкий клан сверхлюдей. И ждал, что теперь передо мной раскроют наконец все тайны этого мадридского двора. Но нет, вместо рассказа мне предложили бежать.
— Зачем? Разве вы не держите за горло все СМИ в городе?
— Ты привлек слишком много внимания к своей персоне. Даже с нашими возможностями потребуется время, чтобы все утрясти.
И вот тогда я допустил вторую ошибку. Первая заключалась в том, что я вообще начал разговаривать с Тоней.
— Хорошо. — сказал я.
Боже, ну вот как можно быть таким оленем?
И ведь, главное, даже не подумал с ней спорить! Уверил себя, что нужен новусам, что они на все пойдут, чтобы меня в свои ряды заполучить и на тебе! Новосибирск! Почему именно сюда?
Вещей в рюкзаке у меня было немного — все как у того латыша, так что на их разбор я не потратил и пяти минут. Три футболки, три пары носков и трусов, запасные штаны и набор гигиенических причиндалов типа зубной пасты со щеткой и бритвенного станка. Их я даже в ванную нести не стал. Поднялся, уперся лбом в оконное стекло и стал с тоской смотреть на город, где мне предстояло жить неопределенное время.
Читать дальше