Есть в романе и обратный пример, когда язык и мышление испытывают сильнейшее влияние экзотических условий жизни. У сирибийцев, чья жизнь и интересы вращаются вокруг изменений температуры, нет слова «дом», «жилище», и приходится объяснять для них понятное любому землянину понятие «дом» длиннейшим описанием места, где можно поддерживать комфортную температуру для жизни, а также охлаждать продукты в холодильнике и нагревать еду на плите.
Вопросами взаимовлияния языка и мировоззрения автор «Вавилона-17» в своих лингвистических опытах не ограничивается, заставляя переводчика то радоваться увлекательной задаче, то хвататься за голову.
Слова и облик бестелесных персонажей живым людям не запоминаются, мгновенно испаряясь из памяти. Поэтому в сцене разговора таможенника с суккубом (довольно лиричной и элегантно задуманной) предполагаемые слова женщины-призрака опущены. Как и все указания на то, как она выглядела: «Она подошла ближе, волосы пахнут чем-то вроде… И острые полупрозрачные черты напоминают о…»
В другой сцене Ридра пытается объяснить Мяснику, который под воздействием Вавилона не воспринимает людей как личностей, смысл местоимений «я» и «ты». Мясник поначалу не может уловить их дейктическую, указательную функцию и считает, что «я» – это постоянное наименование его собеседницы, Ридры, а «ты» – обозначение его самого, Мясника. В результате диалог обретает причудливый характер за счет того, что, говоря, например, «Ты забыл», Мясник имеет в виду «Я забыл», а вопрос «Птицы пугают меня?» означает «Птицы пугают тебя?». В переводе осложняет ситуацию то, что в русском, в отличие от английского, местоимение «ты» склоняется, а глагольные сказуемые при «я» и «ты» в настоящем времени изменяются по лицам, а в прошедшем – по родам.
Есть и много других очаровательных нюансов. Коготь из-за искусственно вживленных клыков не в состоянии сомкнуть губы, а значит, и произнести звук [п]. (Строго говоря, [б] при таком речевом аппарате тоже не выговорить, но мы решили не убирать букву «б», чтобы некоторые слова не принимали совсем уж нечитабельный вид.) На негодяя, задумавшего убийство капитана, поэтесса Ридра воздействует «боевым НЛП» в виде рифмованного речитатива. А чего стоит телепатический диалог Ридры и Мясника или стихотворные эпиграфы, позаимствованные у Мэрилин Хакер, супруги Дилэни в 1960–1970-х.
Хотелось бы надеяться, что читатели русского перевода смогут вполне оценить не только сюжет и идеи автора, но и его особое обращение с языковыми феноменами.
Д. Бузаджи
Решив плыть в Атлантиду,
Узнаешь в свой черед,
Что лишь Корабль Дураков
В этом году плывет,
Не упускай из виду
Бури и будь готов
К безумствам, чтоб в пути
За Парня Крутого сойти,
И сделай вид, что ловок
И выпить не дурак,
Ни шума, ни потасовок
Не избегай, ни драк.
У. Х. Оден
[12] Стихотворение Уистена Хью Одена (1907–1973) «Атлантида» (1945) цитируется в переводе В. Топорова.
Правда – лишь точка зрения.
Марсель Пруст
[13] В произведениях Пруста данную фразу найти не удалось. Схожее по смыслу изречение приписывают Ипатии Александрийской – философу, астроному и математику, жившей в Египте в III–IV вв. н. э.; несмотря на свое высокое положение, Ипатия была растерзана толпой во время политического конфликта.
Он имел:
светлую косу по пояс;
тело смуглое и тонкое, «кошачье» – говорили те, кто видел, как он спит вполглаза, свернувшись в поле Нового Цикла, освещенный дрожащим светом сторожевого костра;
окарину;
черные сапоги и перчатки, в которых мог лазать по стенам и потолку; серые глаза, великоватые для его звериной мордочки;
медные когти на левой лапе, которыми убил в дозоре уже трех диких кепардов, пролезших в прореху электроограды;
(и еще: в дурашной драке с Билли Джеймсом один удар прилетел слишком быстро и сильно, и все вдруг стало взаправду, и он тогда тоже убил; но это было два года назад, и он не любил об этом думать);
восемнадцать лет тугой жизни в пещерах спутника под названием Джинри́с; спутник мотался на орбите гигантского красного солнца Тау Кита, а он батрачил на подземных полях;
тягу забрести подальше от Родных пещер и глядеть на звезды; за эту тягу ему в последний месяц влетело четырежды, за нее же он четырнадцать лет носил прозвище Джо Комета;
дядю Клеменса, которого недолюбливал.
Читать дальше