Светлана Кузнецова - Дворец для рабов [litres]

Старик улыбался.

– Удалось, – ответил он на мысли Тима.

Мелодию тоннеля разорвал низкий звук. Очень похожий Тим уже слышал – вчера на кладбище. Гул нарастал и нарастал, казалось, он одновременно шел отовсюду. Парень завертел головой, благо колонны не мешали обзору. С удивлением и неверием уставился он на черные ленты эскалаторов, медленно и бесшумно ползущих вверх. Широкая платформа, на которой он стоял, находилась посередине, над ней раскинулся потолочный свод, в самой высокой части которого пролегала полоса ярчайшего белого сияния.

– Как называется эта станция? – спросил Тим, словно ему было не все равно, будто он знал весь метрополитен наизусть, а не только «Маяковскую» и те несколько невообразимо прекрасных станций Кольца, экскурсию по которым организовал Немчинов. Жаль, в Полисе ему так и не удалось побывать. А может, наоборот – все к лучшему.

– Конечная! – со смешком ответил ему старик и, тряхнув седыми волосами, участливо поинтересовался: – Боишься?

– Нет.

Наверное, он слишком внимательно смотрел на эту светящуюся полосу наверху. Глаза приспособились к свету точно так же, как и к тьме ранее, и теперь тот более не казался ослепляющим, не был он и ярко-белым, а голубоватым, с то там, то здесь мелькающими облачками.

– Это же…

Старик громко расхохотался очень знакомым, приятным бархатным баритоном.

Раздался резкий гудок, шедший с двух противоположных сторон, заставивший все внутри буквально подпрыгнуть и перевернуться несколько раз. Сердце затрепетало и забилось вначале в пятках, затем – в горле. Яркий белый свет ударил из правого тоннеля. Запоздав всего на мгновение, абсолютно такой же луч вырвался из левого. А затем под стук колес и вой на станцию одновременно вынеслись два серо-голубых поезда, сверкая металлом гладких боков и синими полосами на них.

«Синяя стрела», – прочел парень, только как-то очень странно выглядели буквы. Удавалось рассмотреть то одну, то другую. Написание, может, и знакомое, а сложить их вместе не выходило. Однако он точно знал, что на боку вагона написано именно «Синяя стрела» и никак иначе.

– Но этого не может быть… – прошептал он.

– Еще как может, – возразил старик, сверкнув ярко-зелеными колдовскими глазами с золотой искрой. – Каждые две с половиной минуты.

Тим нахмурился. Насколько он помнил, глаза старика в последнюю встречу были темными, почти черными.

– Две с половиной минуты, – повторил тот и начал меняться, через очень долгий миг оказавшись человеком немного за тридцать, высоким и худым, с длинными красивыми руками и пальцами музыканта. Глаза цвета вороненой стали глянули прямо, вынули душу, разглядели ее, вертя так и эдак, но, удовлетворившись увиденным, вложили обратно в тело и оставили в покое. Мужчина тряхнул иссиня-черными волосами и насмешливо хмыкнул: – Смотри!

Тим не заметил их вначале, но теперь отчетливо видел электронные часы над тоннелем. Повернув голову, он убедился – похожие находились и над противоположным. На них истекали те самые две с половиной минуты. В тот миг, когда отсчет остановился на нуле, поезда синхронно встали, заскрежетав колесами, люди в вагонах – красиво и ярко одетые, почти все молодые, с чистыми, улыбающимися лицами, чуть качнулись вперед, но тотчас же выровнялись.

Парень вздрогнул, разглядев. На одноместном сиденье в углу примостилась, положив ногу на ногу, девушка в фиолетовом платье с золотой брошью на левом плече в виде яблоневой ветви. Стройная, с задумчивой улыбкой, притаившейся в уголках нежно-розовых губ, с медового цвета волосами, забранными в аккуратный пучок. Она читала глянцевый журнал с эффектной брюнеткой на обложке. Та стояла во фривольной позе, опершись на балюстраду моста, и любовалась широкой рекой, загнанной в каменные берега, и шпилями строгого здания на той стороне. Словно ощутив направленный на нее взгляд, красавица опустила журнал и в упор посмотрела на Тима ясно-синими глазами, улыбнулась шире.

– Прости, – прошептал тот, хотя извиняться ему было совершенно не за что.

Он не рассчитывал, что она услышит, но девушка повела хрупким плечиком, словно говоря «ничего страшного», и поднялась, обернувшись к выходу. Остальные пассажиры тоже повставали с мест, потянулись к пока закрытым дверям. Первыми протиснулись близняшки лет четырех-пяти. Мальчик и девочка в шортиках и маечках. У одного – синего, а у другой – красного цвета. В руках они держали по желтому воздушному шарику. Сразу за ними пристроился пожилой профессор в сером пиджаке, белой рубашке, отглаженных брюках и в галстуке. На носу висели очки, но смотреть он предпочитал поверх них. Встретившись с Тимом взглядом, профессор – а иначе его называть отчего-то не выходило – коснулся пальцами полей шляпы, словно здороваясь.