Немчинов на рукопожатие не ответил, заключив сталкера в крепкие объятия, сел за руль, дождался, пока Тим займет соседнее сиденье, и завел мотор. Автомобиль медленно тронулся с места, осторожно, словно обшаривая шинами дорогу, которая каждый миг могла исчезнуть. Под задними сиденьями расположились канистры с бензином. Метрополитеновские специалисты покопались в автомобильном нутре, на всякий случай сделав так, чтобы заправить бак удалось и не выходя из салона – мало ли что могло поджидать снаружи. Немчинов еще шутил по этому поводу, предрекая возможность взлететь на воздух.
Тим обернулся. Кай стоял на прежнем месте, подняв руку в знак прощания, и, не опасаясь никого, способного подкрасться к нему сзади, смотрел им вслед. Секунду, две, десяток, затем наклонился, подняв с земли… трубу. Вернее, так показалось Тиму, не сразу рассмотревшему ремень, болтающийся внизу.
– «Муха», – глянув в зеркало заднего вида, прокомментировал Немчинов абсолютно спокойно. – Одноразовый гранатомет, он же РПГ-18.
– Кай собрался… – но договорить парень не успел.
Раздался клекот хищной летучей твари. По крыше проскрежетали когти. Кумулятивный снаряд с реактивным двигателем, пущенный сталкером, снес ей голову, и та, не издав больше ни единого звука, с глухим шлепком шмякнулась на капот автомобиля и, подскочив, скатилась на дорогу. Тим не успел разглядеть подробностей – только загнутый птичий клюв и бордовый глаз с расширенным вертикальным зрачком. Слева, обдав автомобиль брызгами крови, рухнуло тело с переломанными крыльями.
– Собрался спасти нас от неприятного сопровождающего. И спас, – проговорил ганзеец, включая «дворники» и сметая со стекла мелкие перья и потеки крови; надавил на клаксон, посигналил снова поднявшему руку сталкеру. – У тебя явные проблемы с доверием, мальчик. Больше не надо так.
Кай, отбросив бесполезную теперь «трубу» в сторону, развернулся и скрылся за углом ближайшего дома. Тим не сомневался: на губах сталкера играла улыбка, и хорошо бы он никогда не узнал, в чем его заподозрили.
– Больше не буду, – со всей возможной искренностью пообещал он и Немчинову, и самому себе.
«Ниссан Патрол» несся широкими проспектами на сумасшедшей по нынешним временам скорости пятьдесят километров в час. Несколько раз пришлось объезжать заторы из сгоревших, перевернутых автомобилей. Неумолимо светлело небо на востоке. Каждые десять минут на них кто-нибудь пытался напасть. Тим уже устал спрашивать названия тварей, тем более некоторых Немчинов тоже не знал. Особенно поразили парня длинные коричневые существа, издали выглядевшие, как люди.
От разнообразия и ядовитых оттенков растений, выползающих из оконных проемов или, наоборот, скрывающихся в них перед наступлением дня, рябило в глазах. Твари быстро отставали, не в силах догнать джип или не желая забегать на чужую территорию – там наверняка нашлись бы хозяева, готовые полакомиться незваными гостями. А на московскую радиационную флору Тим старался не смотреть, все равно архитектура привлекала внимание сильнее. Москва была красивым городом и оставалась им даже сейчас. Разрушенная, разграбленная, изувеченная, она продолжала стоять. Гордо вздымались к небу стройные башни. Золотились купола церквей. Манили призраками теплоты и уюта покинутые коробки жилых домов.
Немчинов вел так, словно постоянно практиковался: быстро и плавно. Притормаживал загодя и не рвал с места, даже удирая от когтей и зубов. Руки уверенно лежали на руле. Ремень безопасности был небрежно накинут на плечо. Ганзеец мастерски объезжал большие дыры в асфальте и упавшие фонарные столбы, однажды штурмовал дыру на эстакаде: вжал педаль газа на полную и перепрыгнул самую настоящую пропасть. Тим точно не решился бы на такое. Он вообще не решился бы садиться за руль и понятия не имел, как водить автомобиль. В поселке было не так много молодых, «приобщившихся к древнему знанию». Отчасти потому, что ездить было особо некуда. Однако Аленка научилась, и Женька тоже.
При воспоминании о девушке в груди приятно заныло, а о друге, которого назвал предателем, – заболело. Как они там без него? За Родьку Тим не особенно переживал. Вряд ли что может быть хуже волкодлачьей пасти. Все с ним хорошо, лучше и быть не могло – выжил.
Широкие улицы перетекали в громадные проспекты, пересекались, словно нити в паутине гигантской арахны. Разноцветные здания всматривались им вслед темными глазницами окон. Парки с разросшимися старыми и новыми деревьями, мутировавшими, раздавшимися вширь и образовавшими чащобы, в которых наверняка кто-то жил, провожали оглушительным воем, рычанием, скрежетом и стоном.
Читать дальше