Это как смотреть кино в виртуальной реальности, где сенсорная система организма человека целиком синхронизируется с сюжетом и миром фильма.
Я шагнул на мягкий красный ковер, тянувшийся к трону через просторный тронный зал. В узкие окна пробивалось тусклое солнце, прикрытое черной дырой. Стража закрыла за мной скрипучую дверь, и я увидел архангелов, пировавших за столами, аккуратно поставленными перед троном.
Белоснежные скатерти, дорогая хрустальная посуда, и сочное прожаренное мясо. Ангелы отрывали куски от паучьих туш и с удовольствием запихивали еду себе в рот. О столовых приборах архангелы не слышали, и слово «жрать» ярче прочих описывало пиршество. Архангелы громко чавкали, обсасывали косточки, а по подбородку самого упитанного стекала рыжая капля паучьего жира.
Я чуть не скривился от отвращения.
Не ел только Алландел. Он скромно восседал на роскошном троне, не прислоняясь к высокой спинке из черно-белого мрамора, и положил ладони на колени, будто девица. Во взглядах архангелов удалось прочесть надменность и безразличие, и от еды они отрываться не планировали, не желая удостаивать меня хоть каплей бесценного аристократического времени.
Про Алландела я не мог сказать ничего. Лицо скрывала безликая маска с острым подбородком и узкими глазными прорезями. Взгляд на нее вызывал лишь чувство опустошения, будто бы я глядел в глаза психопата, чей рассудок усыпило сильно действующими препаратами. Алландел являл собой библейское и хтоническое Ничто, которое невозможно было прочесть даже самым пристальным взором.
Из-за мантии он казался отстраненным от мира, замкнутым густой пеленой неизвестности от ограниченного человеческого восприятия. Непривычно смотреть в чье-то лицо и не читать мимику, не читать выражения глаз и не чувствовать признаков, способных рассказать хоть что-нибудь.
Никто и никогда не видел лица Алландела. Старики в глухих деревнях рассказывали внукам байки и легенды о том, что увидевший лицо Алландела сразу же умрет. Мне захотелось сорвать с него маску, и проверить, так ли это.
Алландел безмолвно поднял ладонь, и архангелы тут же выпрямили спины, оторвавшись от пиршества. Архангелов словно на паузу поставили; никто не осмелился вдохнуть, никто не кинулся вытирать жир с губ, и я отчетливо почувствовал, как архангелами овладел страх.
У меня в животе неприятно защекотало.
Алландел пальцем указал на упитанного архангела, и тот закатил глаза будто от приступа эпилепсии. Он что-то невнятно прохрипел, повернув ко мне лицо, изображавшее муку, но затем черты его разгладились.
— Твоя смелость хоть и предсказуема, но все же восхитительна, смертный, — проговорил упитанный архангел голосом, искаженным темной магией. — Почему ты явился ко мне без сопровождения?
— Это не поможет, — холодно произнес я.
Упитанный архангел усмехнулся. Я думал, что увижу лицо Алландела, или хотя бы услышу голос, но он тщательно скрывал о себе все. Непонятно, зачем столь могущественному существу что-то прятать.
— Присаживайся, — предложил Алландел. — Занимай любое удобное место.
— Я постою, — вежливо отказался я. — Мне без разницы, в какой позе умирать.
Я догадывался, зачем Алландел пригласил меня. Все понимали, что это очевидная ловушка. Главы «Гидры» знали, что я отправился на аудиенцию с Алланделом, и с нетерпением ждали результата. Народ Скида хотел от меня смелого решения, и знал, что смелый лидер выберет смелого преемника. Я не хотел прослыть трусом в глазах собственного народа, не хотел отсиживаться в крепости как напуганный пес, и был готов с честью принять неизбежную смерть, из которой намеревался извлечь пользу.
— Ты чуткий человек, — произнес упитанный архангел, и Алландел поднял руку вверх, будто призывая аудиторию шумного зала к тишине.
Произошло то, чего я не ожидал, и честно сказать, на короткий срок это произвело на меня шокирующий эффект.
В тусклом солнце солнце блеснули тончайшие нити, которые связывали пальцы Алландела с главными сухожилиями архангелов.
Алландел качнул ладонью, и спины архангелов с треском взорвались кровавыми брызгами. Мне с трудом удалось не обронить челюсть от удивления. Кровавые пятна виднелись на белоснежных скатертях особенно четко, выглядя страшной картиной художника с нездоровой психикой. Кожа, наполненная плотью, соскользнула со скелетов как пальто с плеч напуганной дамы, и шлепнулась на стол. С края столешницы свалился выкатившийся из глазницы упитанного архангела глаз, и повис на глазном нерве, покачиваясь, как кровавый маятник.
Читать дальше