Александр Кормильцев - Пустой

— А что за богатства такие, если за ними такой толпой отправляются? — по удивленному лицу девчонки можно было понять, что глупость сморозил. Наверное, ответ на вопрос был общеизвестен и понятен каждому, от мала до велика. Иначе как объяснить недоверчивый взгляд, словно спрашивающий, всерьез ли я спрашиваю или подурачиться решил.

— Как это какие богатства?! — девчонка была очень удивлена, даже ответила не сразу и паузы между фразами начала делать. — Ну там, всякие… то есть, которые найдут, конечно. Оружие и доспехи в первую очередь, железо тоже, ну и прочее там: едово, вино. Всякое в общем. В этот город ходим постоянно, почти каждый раз после обновления, но не всегда получается брать что нужно. Город ведь большой, помимо нас туда с других поселений ватаги подтягиваются, да и про одержимых забывать нельзя, чем больше город, тем и их больше. Они после обновления тоже туда спешат, у них свой интерес, нехороший. Оттого опасно туда ходить малыми силами, даже большой толпой бывает, что не все возвращаются. У меня там крестный остался этим летом, на сильного одержимого в тот раз нарвались, троих тогда потеряли. А еще двоих кое-как довезли, потом их баба Тая месяц выхаживала.

После этих слов девчушка замолчала, на лицо словно тень легла. На лбу проступила складка, мгновенно превратившая детское личико во взрослое, добавив с десяток лет. Губы скривились изогнутой линией, краями вниз, подбородок задрожал, а из глаз, по вмиг раскрасневшимся щекам, заскользили прозрачные капельки.

Когда маленькие ладошки прикрыли всхлипывающее лицо, я, в нерешительности, шагнул вперед, еще не осознавая, что делать с ревущей девчонкой. Но был не в силах безучастно наблюдать за этим грустным зрелищем. Когда до нее оставалось два шага, девчушка отняла от раскрасневшихся мокрых глаз руки, еще раз всхлипнула, отерлась краем платка и, вздохнув, замерла. Я тоже замер.

Неизвестно, сколько бы продолжалась эта немая сцена, если бы в распахнутую дверь не заглянул дюжий детина в меховой душегрейке, перепоясанной широким кушаком. Сбоку на поясе был приторочен немаленьких размеров топорик, явно не для бытовых нужд. Во взгляде его был очевидный намек на серьезный опыт использования данного орудия как в заготовке дров, так и в раскалывании неприятельских черепов.

— Чегой-то долго ты? — голос у него был под стать внешности, басовитый с хрипотцой. К тому же слова растягивал до безобразия, словно во рту что-то мешало. Наверняка его не просто так сюда поставили, следил, чтобы спасенный не наделал глупостей. Гостеприимство гостеприимством, но доверять подобранному на улице босоногому бродяге до такой степени, чтобы оставить без пригляда, наедине с малой девчушкой, не слишком разумно.

— Да иду уж! — девчонка обернулась и махнула на него рукой. Потом скорчила грустную мордашку, ей совсем не хотелось уходить

— Вот и иди! Тебе велено было едово отнести болезному, а не трындеть попусту.

— Да будет тебе, Демьян! Ну поговорили немного, что с того, жалко чтоль?!

— Не тебе с пришлыми беседы вести, говорница мелкая. Сама порядок знаешь, попервой со старейшиной да знахаркой погутарят, вызнают, что за людь, а там уж решат. Коли безобидный, наболтаеся еще.

Обращался он исключительно к девчонке, на меня внимания не обратил, даже когда напрямую обо мне говорили. Или считает ниже своего достоинства вести разговоры с пригретым бродягой, или настолько придерживается местных обычаев, только что упомянутых в беседе.

Ну и я не стал навязываться в собеседники. Подожду разговора с главой поселка и знахаркой, там диалог наверняка более полезен будет в плане информативности. С этим Демьяном вряд ли получится вести дискуссии о серьезных вещах, на лице явственно написан недостаток ума. К логическим умопостроениям такие кадры не предрасположены, а вот в морду заехать или за топор взяться могут без особого повода, просто на всякий случай.

— Ну Демьянушка, ну чего ты в самом деле?! Его ведь баба Тая смотрела, нормальный он, просто память потерял, головой, видать, стукнулся. Потому и чудной слегка, что не помнит ничего.

— Чудной, не чудной, с памятью, аль без, мне все едино. Сказано, не пущать никого, и не пущу, ей богу! — выговорившись, детина бросил недобрый взгляд в мою сторону, и, нервно пошмыгав носом, опустил взгляд. — Так что ты шевелись давай, едово оставь и дуй отседова, а то и мне влетит, что тебя тут привечаю.

Отвернувшись, детина неторопясь проследовал к выходу, напоследок все же бросив еще один, не отличающийся дружелюбием, взгляд в мою сторону. После чего шагнул за порог, но далеко не ушел, встал возле прохода и недовольно засопел. Непонятно, почему раньше не получалось его услышать, до того, как показался на глаза. Может стоял дальше, чем сейчас, или специально вел себя как можно тише, подслушивая разговор. Теперь же его можно было за версту услышать, сопел как бык на бойне.