Илья Крымов - Песнь копья

Зашуршали атласные простыни, из-под балдахина выбралась сама Зиру. Эц едва не взвизгнул. В его памяти то была мелкая мерзкая девчонка, противный урод, которому посчастливилось пережить роды, но старик никак не мог представить, во что ещё более ужасное превратилась она, преодолев взросление.

Облик Зиру являлся воплощением кошмаров, эта женщина была худа, словно умирала от голода, — скелет с тонкими мышцами, обтянутый мертвенной кожей, — виднелось каждое ребро, каждый позвонок, каждый обвод тазовой кости; её внутренности будто высохли, или попросту никогда не существовали. Но руки и ноги отличались от общего безобразия, — протезы, созданные гномьими кузнецами-механиками, оживлённые не магией, но руническим Ремеслом. Эти члены сверкали зеркальным металлом, несравненно лёгкие, прочные и сильные.

Из-за кривоватой шеи, голова женщины никогда не сидела ровно, а склонялась то к одному плечу, то к другому. Треугольное лицо Зиру заслуживало отдельной главы в атласе кошмарных снов, начиная с того, что провалившийся нос напоминал рыльце летучей мыши; пергаментная кожа обтягивала скулы и подбородок так туго, будто вот-вот могла порваться, из-за чего женщина с трудом выражала эмоции, — только уродливые противоестественные гримасы. Волосы Зиру являлись торчавшей во все стороны, сухой и бесцветной соломой, а её глаза… о эти очи ужаса! Слишком огромные, занимавшие почти треть лица, они, казалось, никогда не моргали; зрачки расширялись и сужались независимо, а радужки… если приглядеться, можно было понять, что радужки её глаз меняли форму и цвет словно земляное масло, плавающее в воде. Капельки их могли даже отделяться, уходить в плавание по склерам, а потом вновь возвращаться к зрачкам и продолжать плавный танец форм.

Эц опустил голову и зажмурился в ужасе. Он помнил ещё, что делал пристальный взгляд этой твари в детстве с послушницами, когда Зиру ещё жила в Анх-Амаратхе. Даже тогда она была бедствием хуже засухи и саранчи! О Элрог, зачем он рвался на эту встречу?!

Второй моккахин бесшумно спрыгнул с потолка, распахнул полы шёлкового халата и помог госпоже облачиться. Он исчез также быстро и тихо, а Зиру прошла к стойке с хрустальными сосудами и налила себе чего-то гранатового, искристого.

— Я знаю, зачем ты пришёл. Справедливость? Не смешно. Годами ты обкрадывал мою мать и считал себя истинным хозяином Анх-Амаратха, Эц. Господином в тенях.

Она приблизилась к дрожавшему евнуху и поставила одну ступню на лысый череп. Эц ощутил касание холодного металла.

— Время показало, что истина куда проще, ведь ты не что иное как старый глупец, выброшенный за порог. Ты ненужный. Уличённый вор… знаешь, что в Маркуне делают с никудышными ворами, Эц? — Зиру склонилась над ним, усилив давление на череп. — Сдирают кожу с их неловких, бесполезных рук. Боль от этого нестерпима, а когда лишённая защиты плоть начинает гноиться… м-м-м! Вот, за что я люблю этот город! Здесь знают толк в наказаниях!

Женщина убрала ногу, отпила немного из бокала и взвизгнула:

— Смотри в глаза!!!

Голос рассёк кожу и плоть на спине евнуха, но, невзирая на ослепительную боль он с воплем встал на коленях и запрокинул раненное лицо. Их взгляды встретились и радужки Зиру плясали вокруг зрачков, разделяясь на разноцветные маслянистые капли, водя хороводы, собираясь вновь.

— Жалкий ощипанный каплун, — тихо скрежетнула она, — ни на что не годный, никому не нужный бурдюк прогорклого жира. Мой великий отец говорил, что мать держала тебя рядом лишь потому, что была слишком ленива и слабовольна для принятия полной тяжести власти. Она уделяла всю себя полузабытому старому богу и сидению на углях, вместо того, чтобы руководить настоящей силой, — земной. А ты пользовался этим ради примитивной тупой корысти. Убью…

— Умоляю, — развёл руки в молитвенной позе Эц, страдавший от ужасной боли и страха, — я помню вас ещё совсем ребёнком…

— Я тоже помню тебя. Ты всегда был никчёмным ублядком.

Её уродливое лицо изобразило несколько гримас одна страшнее другой, но в итоге Зиру смогла показать то, что хотела, — брезгливое презрение.

— Беги, отсюда и до самого низа, беги, Эц. Если успеешь, то сохранишь свою никчёмную жизнь, а если нет, останешься внутри навсегда.

Она умолкла, не сводя с него взгляда, наслаждаясь видом парализующего ужаса.

— Ну же!

Раненный, истекающий кровью евнух со стоном поднялся на ноги и бросился к двери, вывалился в коридор, помчался, всюду встречая одинаковый густой мрак, падая, ударяясь, лихорадочно разыскивая лестницу вниз. Он с детства не заставлял себя бегать, изнеженное тело забыло о том, что можно двигаться так быстро, но ужас поднял утраченные воспоминания из недр памяти. Эцу удавалось, раз за разом найти путь и не заплутать в лабиринте коридоров, он хрипел, сипел, ронял дерьмо, но бежал, пока вдруг впереди не распахнулась дверь, выход из темноты! Он смог, он спустился на самый первый этаж чёрной башни! О Элрог! О милостивый! О восторг жизни…