Анатолий Матвиенко - Де Бюсси и инфанта

В надлежащее состояние мне удалось привести себя только часа через три – час ушёл на поиски моей свиты, благоразумно спрятавшейся на время скоротечной и не касающейся их войны. К инфанте я заявился вымытый, накрученный и напомаженный, хоть сразу в Лувр и на бал.

Она пребывала в том же облике воительницы, моё преображение прокомментировала с долей ехидцы:

– Первый раз вижу вас, маркиз, в маскараде придворного.

– Мне идёт?

– Признаюсь, не очень. Вот конверт. Надеюсь, де Монсоро опознает почерк герцога.

– Конечно. Но всё равно задаст массу вопросов, на некоторые трудно будет ответить. Возможно, приведу с собой дюжину дворян, чтобы убедились – его королевское высочество в полном порядке. Кстати, покормите Франциска и дайте побольше вина. Так он смотрится естественнее.

Исабель заулыбалась.

– Вы укрепили моё представление о привычном времяпровождении Валуа.

– Надеюсь, когда наша армия вернётся во Францию, у меня будет время рассказать вам полезное и занимательное о парижских нравах и не только.

Она снова приблизилась, на этот раз без отвращения к тюремному амбре. Эта её манера – подходить вплотную, наплевав на обычаи и деликатность личного пространства, когда синие глаза, столь неожиданные для рыжеволосой женщины, с тяжёлым, но не отталкивающим взглядом оказывались слишком близко, меня немного шокировала… и пленяла.

– Ох, маркиз! Вы не представляете, насколько хочется женщине иметь рядом с собой настоящего, смелого мужчину, готового даже вассальные клятвы нарушить… Я не могу такого позволить. Где-то рядом шатается мой супруг, таская за собой многотысячную паству. Вместо того, чтобы броситься на помощь брюссельскому гарнизону, они возносят молитвы, совершенно забывая, что Божьим ответом, как чаще всего бывает, последует посмертное воздаяние за грехи и благодетель. В мирские дела Господь вмешивается неочевидно… Вы пришли. Вы стремитесь помочь. Я ценю. Вижу, что вы молоды душой, хоть тело постарело и поседело. Но я – замужем! Всё моё влияние, вся моя власть в Нидерландах зиждется на легенде о непорочной супруге святого проповедника. С этим ничего не поделать. Поэтому прошу вас покинуть Брюссель, когда французы уйдут. Основывайте вест-индские компании, покоряйте Клермонию. Буду следить за вашими успехами, но издали, – она тихонько притронулась к моей руке, сжимавший конверт с капитуляцией герцога. – Ступайте же!

Нарушая все и всяческие нормы этикета, я рухнул на колено и поцеловал её руку, не только пальцы, но и запястье, после чего опрометью выскочил из кабинета, потому что если бы задержался хоть на миг – сгрёб бы инфанту в объятия, совершенно уверенный, что она бы не противилась.

Моя вторая тюремная эпопея закончилась быстро и признанием в… Скажем так – признанием в расположении. Но я снова отвергнут. Изгнан. Нет в жизни совершенства!

Сэр Энтони Дженкинсон отмечал день рождения. Ему исполнилось пятьдесят. По случаю юбилея штаб-квартира Английской Московской компании в Лондоне, в обычные дни чопорно-аскетичная, разукрасилась а-ля рюсс. Мне с огромным трудом удавалось сдерживать рёгот при виде британских вельмож, обряженных в стрелецкие кафтаны и высокие шапки. Вполне себе лондонского вида дворецкий держал на цепи живого медвежонка. В общем, не хватало только «балалайка-Горбачёв-перестройка».

За праздничным ужином герцог Нортумберлендский зачитал юбиляру поздравление королевы Елизаветы, вогнав того в состояние, близкое к абсолютному счастью. Я смотрел на худющее лицо Дженкинсона, светящееся от восторга, и размышлял, удастся ли мне к пятидесятилетию прийти вот так – в зените славы, сделав для своей страны что-то значительное, всеми ценимое… Полувековой рубеж в прошлой жизни преодолел тихо, мои коллеги «атташе по культуре» стараются не привлекать внимания. Родные поздравили, конечно, но только не дочь. Ни в тот день, ни много лет до этого. Она погибла в Белграде под НАТОвскими бомбами в 1999 году, это я не забуду ни в каком измерении, куда бы меня ни забросила чья-то воля.

Несколько уставший от изобилия внимания, сэр Дженкинсон произнёс прочувствованную речь, заверяя собравшихся, что четыре совершённых им путешествия в Московию – далеко не предел, что есть ещё силы послужить на благо королевы и Англии. Он поклялся, что в следующую навигацию, весной 1580 года, непременно отплывёт с новым конвоем к Архангельску искать водный путь через Русское царство в Китай. Сухой кулачок со сжатыми тонкими пальцами энергично колотил по воздуху. В подтверждение своих слов англичанин направил указующий перст на огромную карту, украшавшую стену.