Сергей Джевага - Когда оживают Страхи [litres]

Я рванулся ввысь, но ударился о нечто твердое и стремительно рухнул обратно. Испытал злость, упрямо заставил себя встряхнуться, собрал по кусочкам почти впавший в леденящий ступор мозг. Пришло понимание, что эмоции не мои… Фергюса, который, теряя сознание, испытал отчаяние и одиночество. А проклятая эмпатия, побочный продукт дара гностика, поймала, как антенна радиоволны. Чувство настолько яркое, что я воспринял его как свое, чуть не рухнул в обморок рядом с другом. Но, по мере того как боролся, перед внутренним взором начали мелькать образы и картинки. Порой мутные и смазанные, потертые прошедшими годами, порой яркие и сочные.

Вот затянутая мглой комната с письменным столом и большим кожаным креслом, настольная лампа, полки с книгами, запах чернил и шуршание бумаги, какие-то карты и фотографии на стенах, мягкий золотистый свет. Все вокруг кажется чертовски большим… а может, я сам маленький. А впереди смутная фигура человека, склонившегося над записями, и я иду к нему, старательно переставляя ноги в неудобных тапочках.

Цепляюсь носком за край ковра и закономерно шлепаюсь на пол, плачу от обиды и разочарования. Но чувствую движение и поднимаю взгляд. Крепкие руки подхватывают, лицо овевает теплый воздух. Вижу улыбающегося мужчину с такими же желтоватыми, как у меня, глазами, аккуратной бородой и глубокими морщинами, рассекающими лоб…

– Орм, как ты тут оказался?..

– Он убежал, Лир… прости, не уследила. – Мягкий женский голос слышится из-за спины. – Любопытный, весь в тебя.

Мужчина смеется, шутливо отвечает. И в мозгу всплывают слова: мать, отец… Триса О’Даффи, и лорд Лир Мак-Моран… а это кабинет в родовом гроте.

Понимание заставляет ухватиться за образ, жадно всмотреться, но картинка уже тускнеет и теряет четкость. Разум падает в пустоту, откуда прилетает уже следующий фантом: разношерстная толпа в одном из причальных отсеков порта, громадные люки шлюзов, куда по сходням тянутся вереницы пассажиров. Огни и вывески, пар и лязг металла, крики грузчиков и торговцев, суета, яркие тряпки, тяжелые запахи и толкотня.

– Ваш билет, молодой мистер?

Толстый краснощекий клерк с пушистыми усами, пропахший солью и потом, в форменной куртке со знаками различия порта делает вопрошающий жест. Но я не тороплюсь, раздираемый волнением, страхом, противоречиями. Судорожно тискаю в пальцах кусок мятого картона, ощущаю тяжесть чемодана в другой руке и скриплю зубами.

Оглядываться нельзя, но я все равно оборачиваюсь и вижу мать – заплаканную, взволнованную и такую же отчаявшуюся. Но за спиной у нее стоит дядя – высокий худощавый мужчина с неприятным лицом и глазами, смахивающими на куски грязного льда. Он без умолку бухтит:

– Триса, ты поступаешь правильно, мальчику нужно хорошее образование. Академия флота – лучшее, что можно придумать для будущего лорда. Не волнуйся, все будет хорошо. И с ним, и с тобой… Я позабочусь в память о Лире.

На губах Нолана мелькает кривая ухмылка, но в тот момент я не обращаю внимания на подобное. Глаза щиплет, а из груди рвутся рыдания, но мучительно подавляю позорный порыв. Просто ставлю багаж на сходни, обнимаю мать, а затем возвращаюсь и решительно протягиваю билет клерку.

– Добро пожаловать на борт, молодой мистер, – добродушно говорит усач. – Кубрики для курсантов на третьей палубе.

Тускнеет и сей образ. Но уже под конец я вспоминаю переломный момент в жизни. Когда пропал отец, мать решилась отдать наследника, то есть меня, в академию… но туда я так и не попал, ибо вскоре у меня выявили дар, отправили в отдаленное отделение семинарии. Однако и там не задержался, чудом выжив во время атаки фоморов. А в мое отсутствие дядя умудрился разорить дом, выкупил корабли и предприятия за бесценок, мать вышла замуж за другого, мысленно похоронив и сына, и мужа. И лишь грот семейства по нелепой традиции Олдуотера оставался ждать наследника… возвращения старого или прихода нового.

Мысли вызвали новый поток картинок, но взгляд зацепился за одну: темный тоннель, озаренный всполохами тревожной сигнализации, дым и выстрелы, чадное пламя и пронзительные вопли. Я кашляю, судорожно нащупываю запасной фильтр для маски в спаскомплекте и крадусь. Но впереди баррикада, где монахи и храмовые стражи держат оборону, свистят пули и, чтобы пробраться к капсулам, нужно как-то преодолеть опасное место…

Голова болит от браслетов из селенита, мысли суматошно мечутся, а сердце леденеет от страха. Но в какой-то момент пальба стихает и я решаюсь, делаю длинный прыжок – и оказываюсь прямо посреди коридора. Подгибаю ноги для следующего скачка, но замираю, пораженный развернувшимся предо мной побоищем.