Даниил Аксенов - Вигнолийский замок

Не знаю, сколько прошло времени, может пара минут, а может и все пять. Но вдруг нижняя дверь распахнулась, и в проеме возникли храмовые стражники, которые тащили жрецов буквально на руках. Эдгар висел недвижимо, и только Флориан кое-как шевелил ногами.

– Многоединый, что с ними?! – в ужасе и крайней тревоге воскликнул Огдин, подаваясь вперед.

Я, конечно, был не Многоединый, но все-таки ответил:

– Расступитесь! Дайте им воздуха! Я ведь предупреждал!

Жрецов вынесли во двор и положили прямо на землю. Эдгар не подавал никаких признаков жизни, а Флориан хрипел и пытался что-то сказать.

– Туссеан, помоги им! – распорядился я.

Мой маг наклонился над Эдгаром и сразу же покачал головой.

– О, Многоединый! – застонал Огдин, хватаясь пальцами за виски.

Туссеан перешел к следующему, но старикашка вдруг обрел способность говорить:

– Там… там… – крючковатый палец указывал куда-то вниз. – Он! Он там! С-с-с…

Флориан снова захрипел, вскрикнул и вдруг умолк, широко раскрыв глаза.

– Отошел, – сказал Туссеан, снова качая головой. – Похоже на сердечный приступ. У обоих.

Огдин сам чуть не перестал дышать. Он уперся взглядом в Дидье, четвертого священника, глаза которого от потрясения напоминали чайные блюдца, а потом повернулся к одному из стражников, который спускался вниз вместе со жрецами:

– Что там случилось?! Говори! Отвечай!

Изнеженный кулак Огдина яростно сжал синюю накидку воина. Сам же воин выглядел весьма пришибленным, впрочем, как и трое остальных.

– В-ваше благочестие! Я н-не знаю! Мы прошли по коридору, через две пустые комнаты и остановились перед третьей! Их благочестия пошли вперед, чтобы заглянуть в ту комнату! Простите, у меня в голове какой-то туман… Вроде бы они туда зашли, а потом сразу вышли и упали, их не держали ноги! Мы подхватили их и понесли наверх. Вот все, что было.

Я подошел к Туссеану и слегка похлопал его по плечу. Маг сегодня был на высоте. Дядюшка Вилли, впрочем, тоже. Он сделал все по высшему разряду.

Жрецы отбыли, забрав своих умерших. О моем деле не вспоминали и уже не пытались посмотреть на «демонических» големов. Только в самом конце, прощаясь, Огдин обернулся ко мне и громогласно произнес:

– Господин барон, тех ваших големов нужно уничтожить. И как можно скорее.

Я задумчиво смотрел вслед процессии из карет, пока ворота не закрылись, отгородив меня от всадников в синих одеждах и их вышколенных лошадей. Ленивое солнце еще даже толком не встало, а уже столько всего произошло. Я вернулся в свой кабинет и занялся дневниками прадеда Праста.

Сверток не просто казался древним, он таким и был. Холст слипся, и мне пришлось разрезать не только бечеву, но и ткань, чтобы добраться до тонкой книжицы в коричневом кожаном переплете. Когда я открыл дневник на первой странице, то окончательно уверился в том, что это не подделка. Прадед Праст писал на дореволюционном русском, используя ять и другие навороченные прелести. Этого языка тут, конечно, никто не знал.

Черные чернила порядком потускнели, вероятно, из-за хранения бумаги в неподобающем месте, но твердый почерк оставался разборчивым.

«Я не помню своих родителей, меня воспитывала двоюродная сестра матери, очень неприятная женщина, – прочитал я захватывающее начало. – До восьми лет я был для нее кем-то наподобие подсобной силы и мальчика для битья, а после восьми лет началось мое обучение».

Раздался легкий стук в дверь, и я оторвался от чтения:

– Кто там?

Петли скрипнули, и на пороге возникла Виолетта, одетая в черное платье, обтягивающее грудь.

– Господин барон, разрешите с вами поговорить. Это важно.

Я никогда не отказывался от важных бесед и позволил девушке войти. Виолетта приблизилась, оценивающе посмотрела на кресло, стоящее в дальнем углу комнаты, и неожиданно уселась на пол, прямо около стола. Ее волосы прикасались к моим коленям.

– Господин барон, вы мне снились сегодня, – с легкой улыбкой произнесла девушка. – Мы с вами гуляли по полю, вы сорвали большой красный цветок и подарили его мне. А потом мы легли под деревом. Вы ласкали, целовали меня и просили никогда вас не оставлять. Я обещала вам это. Так и сказала, что не покину вас, даже если мне посулят какую-нибудь корону. Мне чудилось в этом сне, что вы – частичка моей души. И сама мысль о расставании с вами воспринималась как невозможная.

Виолетта сложила мне на колени голову и заглянула прямо в глаза.

– Вы холодны ко мне, господин барон. Я вижу, как вы на меня смотрите. Вам нравится моя красота, но в вашем взгляде нет любви. Наверное, из-за того, что я плохо себя веду. Когда ваш друг Никер был ранен, я заботилась больше о себе, чем о нем. Простите меня за это. Я попробую так больше не поступать. Мне очень не хочется изменяться, но я постараюсь. Ради вас, исключительно ради вас. Для других я останусь прежней, меня они не волнуют, но к вашим интересам буду относиться трепетно.