Марк М Одер - Конец Антропоцена [publisher - SelfPub]

Итак, лучшим среди мужчин был признан человек, который показал в стрельбе просто феноменальные результаты, собственно, как и по остальным соревнованиям. Это Герман Кардинер. Ну, а лучшая среди женщин у нас – Арина Грик. Поздравляю! У вас очень достойные результаты, которые позволили вам оказаться, так сказать, среди элиты новичков. Так что вы можете расслабиться. Одним словом, отдыхайте. По последним соревнованиям информация будет завтра у ваших ротных офицеров.

Килько уже собирался спуститься со сцены, когда Арина шагнула вперед и громко спросила:

– Простите, могу я задать вопрос?

Килько застыл в развороте. Он уже готовился отправиться в сторону офицерских домиков. Хлопая удивленно глазами, явно с неохотой он развернулся обратно.

Народ вокруг Арины также с неподдельным интересом и удивлением уставился на Арину.

– Да, конечно. Какие у вас вопросы, милочка? – приторно улыбнулся Килько.

– У меня их два. Первый: что будет, если на бойца, будет заявка не от одного ротного офицера? А, скажем, от двух? Кто выбирает, в какую именно роту попадет солдат?

И вопрос второй… Если бойца выбирает офицер, но боец не хочет в эту роту, может ли он выбрать другую?

Килько, еще более удивленно хлопая глазами, уставился на Арину. И, наверное, не менее минуты так в молчании и смотрел на нее. Соображал. Наконец он сказал:

– Очень интересные вопросы. Еще никто мне подобные не задавал. Эм-м… Так что же. Та-ак… так, так. Ответы, ответы. Ответы… Первый вопрос… Ну, вообще у нас такого еще не было, чтобы сразу два офицера подавали заявку на одного бойца. Наверное, кто первый заявит, тот и получит бойца в распоряжение своей роты. Ну, а как иначе-то?

И он улыбнулся такой дурной улыбкой, что Арина поняла, что ничего она, скорее всего, не сможет добиться. Но она ринулась дальше в бой:

– А почему не может решить боец, на которого поступило сразу две заявки? Ведь можно же хоть какой-то выбор ему дать? Или мы – мебель?

Килько нахмурился.

Ему хотелось побыстрее уйти к себе, открыть конфискованную где-то бутылочку виски двадцатипятилетней выдержки. Выкурить конфискованную же кубинскую сигару, а затем позвать молодую медсестричку из санчасти и приказать ей сделать ему минет.

Он вызывал ее, когда ему вздумается. Медсестричка была совсем молоденькой. Всего девятнадцать лет девчонке. Попала сюда она почти по ошибке. Не разобравшись, куда именно записывается, думая, что записывается в госпиталь в Подмосковье, она внесла свою фамилию в список медсестер-добровольцев, отправляющихся на фронт. Она провалила все возможные и невозможные задания, и ее уже направили в группу смертников, но в какой-то момент она, подкараулив Килько у двери его дома, который стоял чуть в стороне от остальных сооружений части, бросилась ему в ноги. Она слезно умоляла помочь ей и не отправлять ее на фронт. Когда она валялась у генерала Килько в ногах, он ощутил такой прилив жара к своему уже совсем немолодому члену, что удивлению его не было предела. Килько затащил ее в одну из своих комнат, просто вывалил член из штанов, а она схватила его, как соломинку, как последнюю надежду на спасение. И стала, перемазанная соплями и слезами, сосать так, как ему никто и никогда в жизни не сосал. Тем более, что с женой, которая на тот момент находилась в его доме, в части, у них не было секса лет пятнадцать, и всех это устраивало. А тут оказалось, что он еще на многое способен без всяких виагр, что он мужчина, который еще вполне себе и ничего.

Он быстренько отослал жену подальше, в Москву, чему к слову, она была очень этому рада. А сам стал пользоваться своим положением. Чтобы не привыкать и не пресытиться, он вызывал Катю, так звали медсестричку, раз в неделю. И каждый раз в ее глазах была почти щенячья благодарность. Он нашел себе еще несколько совсем молоденьких девочек, одну из которых направил посудомойкой в столовую, другую – помощницей поварихи. Они тоже были молоденькими и благодарили его. Но Катя была особенной. Каждый раз во время минета она плакала и благодарила его, когда он кончал ей в рот. Целовала руки, ноги, могла полежать у него в ногах. И всегда была счастлива прибежать к нему и сделать столько минетов, сколько он приказывал.

Вот и сейчас он застыл с блаженной улыбкой, уже фантазируя, что сегодня, после тяжелого дня, он позволит себе расслабиться и, может быть, даже помимо минета даст попрыгать на своем члене этой маленькой глупой девчонке.

Настойчивый взгляд Арины прервал фантазии. Он посмотрел на нее недовольно: