Михаил Казьмин - Жизнь номер два [СИ]

— Что они скажут, сам понимаешь, предсказать нельзя, — продолжал отец, — поэтому на сегодня у меня к тебе есть одно дело. На вот, посмотри.

На стол легла тоненькая кожаная папка. Придвинув ее к себе и раскрыв, я извлек несколько листов бумаги и принялся их читать. Это был прогноз работавшего на отца биржевого брокера, или, по-здешнему, поверенного посредника. Читая исписанные четким и ровным почерком листы, я обратил внимание на то, что некоторые места просто прочитывал, а вот отдельные положения цепляли глаз, вызывая, скажем так, недоверие. Прочтя до конца, я вернулся к этим зацепкам и перечитал снова, на этот раз только их. Поняв, что именно вызвало у меня сомнение, и почему, я поспешил поделиться результатами с отцом, передвинув папку обратно к нему:

— Прусские облигации останутся в той же цене до осени. Продавать их пока не стоит, есть вероятность, что осенью цена подрастет… А вот паи и долговые бумаги тульской мануфактуры Васильевых лучше продать поскорее, там уже к середине лета доходность сильно упадет.

— Спасибо, сын, — отец пометил что-то в этих листах и закрыл папку. — Я тебе сообщу, как это сработает, когда сроки настанут, что ты назвал. Можешь идти. Хотя нет, погоди… — отец залез в ящик стола и вытащил оттуда два странного вида предмета.

Когда боярин Левской положил их на стол, я смог получше рассмотреть эту пару. Каждый из них представлял латунную коробочку размером примерно со спичечный коробок. Я имею в виду коробок из моей прошлой жизни, здесь и спички длиннее, и, соответственно, коробки побольше. Вместо картинки эти коробки имели окошко из зеленого стекла.

— Это вам с Аглаей, чтобы не искать друг друга по дому, — отец добродушно улыбнулся. — Одну тебе, одну ей. Захочешь ее позвать, возьми в руку, да приложи к окошку большой палец, вот так, — отец взял один из коробков именно таким образом. Секунды через три окошко на втором начало моргать, а сам коробок тихо и мелодично позвякивать. Хм, занятная штучка…

Уходил я из отцовского кабинета в смешанных чувствах. Все-таки избежать отправки в Германию не удастся, это я понял и потихоньку начал со столь неприятной мыслью смиряться. Почему неприятной? Ну понятно же! Во-первых, кто его знает, успеют ли, пока я не уеду, поймать моего дважды несостоявшегося убийцу, или посмотреть этому козлу в глаза мне так и не доведется. Во-вторых, уезжать вообще не хотелось. Я в этой новой и почти незнакомой мне Москве еще толком не освоился, а тут тебе какая-то Германия… И черт его знает, что за мое отсутствие Васька начудит, а что начудит, в этом я и без всякого предвиденья был уверен. Зато подарки порадовали, пусть и пришлось с нетерпением ждать вечера, когда можно было с Аглаей одним из них поделиться…

— Ты, братец, совсем уже любимую сестрицу позабыл? — Иринка появилась из бокового коридора, что вел к комнатам прислуги и черному ходу. — Или уже и не любимую?

— Любимую-любимую, — попытался я оправдаться. — И не забыл вовсе, каждый день вспоминаю!

— Да-да, так и вспоминаешь, с этой своей давалкой, я уж и не верю такому обманщику, — подчеркнуто сокрушенно пожаловалась она. Да грязное ж ругательство, в этом доме скорость стука явно выше скорости звука!

— Есть ли возможность заслужить прощение? — я постарался подпустить в голос сладости, сколько мог.

— Н-ну-у-у… — Ирина изобразила задумчивость, — так-то есть… Но лучше не надо. Я тебя и так прощу, добрая я.

Посмотрев в спину уходящей Иринке и полюбовавшись качанием платья на ее бедрах (ага, как говорится, «шоу спешл фо ми», пардон за мой английский), я, несмотря на весьма приятное зрелище, остался недоволен. Вот опять, откуда она узнала про Аглаю? Мне снова расспросы проводить, теперь уже среди слуг? Или отцу пожаловаться? Хм, хотя говорить отцу, пожалуй, не стоит… Кстати, а Иринка-то что у прислуги забыла? Зачем она вообще туда ходила? Я вот уж и не помню, например, когда в том крыле дома последний раз бывал. Впрочем, нет, помню. Было мне тогда тринадцать лет, я жутко заинтересовался, как готовят щи, и покойная кухарка Глафира, царствие ей небесное, мне всю технологию продемонстрировала. С тех пор не заносило меня туда ни разу, и это, замечу, в своем доме. А для Ирины, хоть она нам и родня, дом-то чужой, и все же шляется к слугам, прямо как у себя… Ну, странно оно, конечно, странно, но никакого преступления тут нет, так что плюнул я и пошел дальше. Куда пошел? Да к себе в комнату, куда ж еще…

…Когда постучали в дверь, я искренне удивился, что это не Аглая, ее-то я бы почувствовал. Кто-то знакомый, но не она и не кто-то из родных. Все оказалось просто — горничная Наташа принесла письмо. Конвертик, надписанный изящным женским почерком, никакой информации об отправителе, точнее, об отправительнице, не нес, так что я просто уточнил у Наташи, просили ли меня немедленно ответить, и узнав, что нет, не просили, отослал девушку и вскрыл конверт.