Виталий Храмов - Сегодня – позавчера. Испытание огнем

И хрен бы на них! Но этих паразитов слишком много. И все они чьи-то дети, братья, сёстры. Так что дустом их не потравишь. Но и прокормить такую жрущую и гадящую ораву нереально. Должны были появиться, и появились, парни в кожаных плащах с «чистыми руками, пламенным сердцем и холодным разумом» и своей несгибаемой волей заставить этих крыс работать и вычистить всё, что они загадили.

Появились и заставили. Представляете, как они их ненавидели! Как сейчас ненавидят меня за то, что я их заставил защищать свои жизни. Как они ненавидели всю эту эпоху – сталинскую эпоху, за то, что тут их назвали тем, кем они и были – паразитами, их заставили работать, защищать страну, не дали им властвовать и самовыражёвываться. От одного упоминания имени дедушки Ёси их начинало трясти. Так сильно, что трясло и их детей, и их внуков.

Под такие вот размышлизмы я и уснул. И не почувствовал, как Громозека дождался своей очереди и перегнал БТР через мост на восточный берег.

Разбудил меня рёв пикировщиков и взрывы бомб. Утро опять началось стрельбой.

– Бегут, суки, опять бегут! – орал снаружи Громозека.

Я выскочил наружу и побежал к мосту. Громозека стартанул следом, пытаясь перехватить меня.

Как я и опасался, эти крысы опять побежали. Их крошили немецкие «лапотники» из пулемётов, их рвало на части бомбами и минами, но они бежали. Так бы они в атаки бегали, твари!

Я пробежал мимо усатого сапёра, увернувшись от неуклюжих попыток остановить меня, его крик пролетел мимо моего сознания, в голове было только одно – остановить этих трусливых тварей, загнать их в окопы, организовать оборону, остановить немца.

А ведь зря я не стал слушать сапёра. Потому что он кричал:

– Мост сейчас взорвётся!

Толпа обезумевших лиц, разинутых в немых криках ужаса ртов, встретила меня на середине моста, сбила с ног, протащила, бросила на настил, протоптала, пропинала. Десятки рук подхватили меня, били в лицо, по голове, потащили меня и выбросили с моста.

Я летел в реку. Некстати подумал: «Какой высокий мост». Увидел на быках развешенные гроздями тюки. Тут только дошли до моего сознания слова сапёра. И дымок огнепроводного шнура, уже подбегающий к тюкам со взрывчаткой.

Вот и конец моего пути. Избавление. Извернувшись в воздухе, повернулся лицом к небу, к солнцу и прошептал:

– Боже, прими душу сына своего!

Взрыв ударил меня силой скоростного локомотива, с ускорением пушечного ядра вгоняя в реку. Темные воды Стикса сомкнулись над моим сознанием.