Виталий Храмов: Сегодня – позавчера. Испытание огнем

И тут же, как в ответ на его слова, рядом бухнуло, горстью гороха прохрустело по броне «Единорога». Каким-то неосознанным действием я схватил женщину, сжал, запихал куда-то под себя, закрывая от угрозы. Громыхнуло ещё три раза, ещё три раза било картечью осколков по броне, но – хвала уральским сталеварам! – броня выдержала.

– Отпусти, медведище, совсем сломал! – простонала докторша.

– Извини, – я тут же ослабил хватку, стал её ощупывать (ох, и фигурочка!). – Цела?

Ответом была пощёчина по сгоревшей морде. Я взревел от боли, она взвизгнула, стала суетиться, дуть на бинты, махать ладошками, даже поцеловала стрептоцидные бинты на моей щеке.

– Командир! Немцы!

– Отставить, товарищ доктор! Музыкальная пауза закончилась. Будьте добры, пересчитайте мне, пожалуйста, немецкие танки. Это такие здоровые квадратные тракторы.

Она фыркнула, с грацией кошки (гимнастка?) извернулась и прильнула к окулярам стереотрубы, стала крутить регуляторы. Со знанием дела, между прочим.

Морячок встал на одно колено, каской приподнял масксеть, приложил к глазам здоровый, морской, наверное, бинокль и стал диктовать цифры в трубку.

Резко откинулся полог масксети с кормы, я рефлекторно извернулся на полу, поворачиваясь к корме, хапая забинтованной рукой за пустую кобуру. Но это был командир комендантского взвода.

– Живы? Все целы?

– Все. Напугал, морда чекистская! Почему я безоружен?

– О, очухался! Как ты стрелять собрался?

– Тебя не икает! Оружие мне!

Он протянул мне свой ППС.

– У вас гусеница порвана, – сообщил он.

– Громозека, слышь?!

– Уже иду! – донеслось глухо из недр «Единорога».

– О, боженьки! – вскрикнула докторша.

– Что?

– Их так много! Что же нам делать!

– Конкретно – сколько, чего?!

– Под сотню, – ответил вместо неё Чекист, – одних танков полсотни.

– Так, залазь давай! Радистом будешь!

– Я привел радиста. Иващенко, ходь сюда! Совсем плох, командир?

– А ты попробуй!

Чекист сморщился:

– Не хотелось бы.

– Мне хотелось?

Он пожал плечами, потом мигнул мне глазами и побежал дальше.

С появлением радиста посыпались доклады. Чувствовалась нервозность командиров. Сто боевых машин на один километр фронта – это сила! Пусть танки только половина, всё одно не сдержать! Дивизия! Её в хвост и гриву!

Надо успокоить людей, что-то придумать. А мне как-то совсем хреново стало. В глазах бордовые всполохи, боль накатывает тошнотворными волнами, в ушах набат колокольный. Как всё неудачно складывается! Прохор! Где этот подросток-экстрасенс?!

Как по волшебству, он и появился. Как горный, свежий и холодный, воздух сдул всю эту муть, в глазах (глазе, левом) прояснилось.

– Сделай что-нибудь, брат! Подними меня на ноги! Хоть на день! Отобьем немца, а там и помереть можно, – прохрипел я.

Надо мной склонились четыре головы. Холодные стволы глаз Чекиста, огромные от ужаса глаза докторши, красно-чёрное ухо Громозеки, две дорожки слёз из-под крепко зажмуренных глаз Прохора. Я чувствовал горячие утюги его ладоней на своей груди. С каждой секундой мне становилось легче.

Стволы глаз Чекиста сместились с моего лица на лицо докторши.

– Сердце не выдержало, – прочёл я по губам.

Тут Прохор дёрнулся всем телом, вытянулся, рухнул на меня. Его быстро сняли.

– Как он? – спросил я.

– Как ты? – спросил Чекист, проигнорировав мой вопрос.

– Лучше помогите подняться. И Прохору помогите. Блин, как бы я был без него?

Меня подняли. Оказалось, я терял сознание. Я не помнил, как меня вытаскивали из «Единорога».

– Связь на общей волне! – приказал я, хватая Чекиста за руку и выворачивая её, чтобы взглянуть на часы. Мои-то в очередной раз накрылись вчера.

– Слушаем все Медведя! – сказал я в трубку. – Вот и пришёл час нашего последнего и решительного боя. Я верю в вас, братья! Верю, что руки ваши тверды, сердца крепки. Мы не сдадимся! Мы не побежим! Бейте фашиста крепко и смело! Стоять насмерть не нужно. Как почуете, что надо отходить – отползите. На запасную позицию, правее, левее. Не стойте на месте! Маневрируйте! Будьте везде и нигде! Пусть у немца земля под ногами загорится. Не лезьте в лоб. Бейте в борт. Ещё раз повторю: огонь и манёвр! Удачной охоты, братья!

И вдруг на общей волне вклинился незнакомый звонкий девичий голос:

– Товарищи! Не бойтесь! Сражайтесь! Сталин с нами!

Голос был настолько силён, а слова так точно попали в цель, что дрожь побежала по спине.