Виктор Точинов - Третье пришествие. Ангелы ада

Мне много не надо… Зажат не намертво: дайте минуту без его взгляда и его словесного поноса, и выберусь, ужом выскользну…

Все впустую.

Словесный понос близится к своей кульминации. Я ее зримо представляю: надрывно выкрикнутая финальная фраза, скрежет швеллера, хруст моих сминаемых костей. Не хочу!!!

Последние отчаянные удары тарана… И вдруг стена рушится. Я оказываюсь внутри. В мозгу Андрея.

Странное место… Здесь полно токов, импульсов и всего, к чему я привык, но до чего же странные у них носители… Хитросплетения, лабиринты, многоярусные амазонские джунгли не пойми чего – малюсенький Питер Пэн, бесстрашный мозговой партизан, может тут копошиться всю жизнь, отпущенную большому Питеру Пэну – минуту, или две, или три, – и ничего не понять…

Я все вижу, но не могу назвать, разве что воспользоваться терминологией хозяина этого бардака: хреновины, загогулины, фитюльки…

Мой нейропартизан, мой ментальный Че Гевара не смущается: не можешь понять – ломай!

С воплем «Вива Куба!» команданте Че начинает крушить все, что видит… А где-то далеко, в большом мире, Питер Пэн выскальзывает из ловушки.

…Андрей жив. Однако случилось с ним (как выяснится позже) много нехорошего. С какой-то непонятной избирательностью случилось. Он хорошо умеет говорить, но ходить разучился. И мелкая моторика пальцев начисто утрачена. Он не чувствует запахов, а цвета различает, хотя их названия позабыл. Еще он почему-то теперь боится петухов – до дрожи, до судорог.

Ни Питер Пэн, ни его крохотный двойник, партизанивший в мозгу, подсчетом вражеских потерь не озабочены – враг стал не опасен, и ладно. У нас есть дела поважнее.

Девчонки ушли далеко. Они шагают по набережной Фонтанки в сторону Гороховой. И вот там-то поганых сюрпризов Зоны в отличие от мирной Апрашки – мама не горюй!

Я хорошо это знаю из своего сталкерского опыта и никогда там не хожу. Я хорошо чувствую сейчас своими новыми способностями, сколько перед ними смертельно опасных ловушек – минное поле, лабиринт без вариантов прохождения…

Но – именно перед ними. А позади за Маришей и Аней остается широкая безопасная полоса. Некоторые ловушки восстановятся, уже начали восстанавливаться… Другие исчезли бесследно, навсегда.

Иногда я задумывался (чисто умозрительно, и ни слова о том не говорил ни отцу, ни Натали, в то время уже и еще не Горгоне), что будет, если близняшек запустить в Зону?

Тогда ответа не было… Теперь он получен, наглядный и впечатляющий.

Ты беззлобно подтрунивал над отцом, Питер Пэн, и считал себя сталкером новой формации? Обломись, вон там, по Фонтанке, сейчас шагают действительно сталкеры-аномалы, а ты так, покурить вышел…

Однако пора бы все-таки воссоединить семью.

Ни бегать, ни орать уже не надо. Близняшки приятно удивятся, узнав, чему научился их папка…

Я повторяю то, что делал недавно с Андреем, но в исключительно мягком, тактичном, даже нежном варианте. Никакого ментального тарана, крушащего стены, – интеллигентный ненавязчивый стук в дверь. На пороге не обросший щетиной партизан с диким взглядом и «калашом» наперевес, он сейчас выбрит и благоухает одеколоном, на нем отглаженный костюм, в руках – букет фиалок, любимых цветов Мариши и Ани.

Тук-тук-тук! – вот и папа пришел, как же мы давно не виделись, милые…

С громким лязгом перед самым носом виртуального папы сходятся, схлопываются створки громадных стальных дверей, фиалки – в кашу.

Я перестаю «видеть» близнецов. Некоторое время могу отследить их путь по исчезающим ловушкам, но недолго, опасная полоса пройдена…

Крах.

Питер Пэн, не привыкший никому проигрывать – ни людям, ни обстоятельствам, ни судьбе, – проиграл…

Все просрал этот мудак Питер Пэн, мать его!!!

Я иду по Апрашке… Нет, ползу… На ногах, но ползу. Сил не осталось. Моральных, однако и физические на исходе – дурацкие игры с новыми способностями сожрали кучу энергии, с непривычки так всегда и бывает, отходняк будет лютый…

Мне хочется собрать новые способности в кучу и запихать в унитаз. Затем спустить воду.

Нет, вру… Не хочется ничего.

С Апрашкой случилось странное. Она выросла в размерах, она стала бескрайней пустыней, и я бреду по этой пустыне долгие часы, долгие годы, как евреи брели за Моисеем…

Я равнодушен ко всему. Под ногами валяется мой «чпокер» – равнодушно поднимаю, равнодушно пихаю в кобуру. Неподалеку наверняка валяется «Глок», но я не ищу, мне все равно… А где-то дальше валяется Андрей… пусть валяется.