Марьяна Сурикова - За краем небес

— Как отдаст?

— Да слабый совсем, она уж выхаживает его как может. Все иди, да больше не приставай по пустякам!

Я побежала в клетушку на дворе, куда перенесли раненого и где мама сидела возле постели, обтирая раны травным отваром.

— Ну как он? — подступила я, глядя на белое почти восковое лицо и раны, по-прежнему издающие зловонный запах, несмотря то, что матушка промывала их сотни раз своим самым целебным настоем.

— Много я, доченька, людей подняла, а потому сразу видно, этого не вытяну. Руки только не опускаю, пока еще дышит, я ему помогать буду.

— Матушка, я там письмо нашла, понимаешь? Там написано про существ магических. Ты на раны посмотри. Необычные какие, страшные.

— Необычные, Мирушка, но только нам что с того?

— Так магические существа, говорю же. Куда он направлялся? Может бежал от кого? Как до нас дошел, тоже непонятно. Всякий в лесу напасть мог, а у него вон какие отметины странные. А значит письмо он нес в форт, и напали на него далеко от нашей деревни.

— Больно путано ты говоришь, дочь, понять тебя не могу.

— Я к тому, что магией лечить надо.

Матушка только головой покачала.

— Ох, и соглашусь я с Агнатом. Задурил тебе старец голову своей магией.

— Матушка, да я не о том, что я могу магией лечить, а о том, что любина у нас есть и настойка из нее. Давай ей лечить попробуем. Ягода ведь непростая, не зря говорят, что маги садили.

— Настойку что ли влить в него хочешь?

— И раны еще обтереть.

— Да не глупости ли это?

— Но попробовать то можно?

Эх, опять дядька браниться будет! Я ведь на раненого нашего всю его любимую настойку извела. Матушка только головой качала, да попутно макала тряпицу в красный, точно кровь, сок магической ягоды. Мы вливали воину настойку в насилу раскрытое горло, да обтирали тело до тех пор, пока из ран не перестала сочиться зеленоватая мутная жидкость, противно пахнущая гниющей плотью. Матушка после этого даже приободрилась, заулыбалась и велела мне идти на свидание.

— Я дальше сама, Мирушка, может и правда польза какая будет от твоей выдумки. Беги уж к своему Лику.

— А откуда ты, матушка, знаешь?

— Так догадаться не сложно, руки твои мне помогают, а глаза все на дверь поглядывают.

— Там просто Лик… он… батюшка его вернулся.

— Вернулся, вернулся, — улыбнулась она. — Что же я не понимаю, что ли? Сама молодая была. Вот также на свидания с твоим отцом торопилась. — Вздохнула вдруг мама, а потом склонилась над раненым да взялась за перевязку.

— Беги, я справлюсь. Надежда у нас появилась.

Я радостно заторопилась к знакомой березе, обхватила милое деревце руками, заглядывая на розовые лучики солнца, что разметали и раскрасили пушистые облака на горизонте. Сердце так и сжималось в груди, а губы сами собой улыбались. Я все оглядывала пригорок, ожидая, когда же на нем появится молодой развеселый парень, подбежит ко мне и обхватит своими большими и надежными ладонями за плечи, а потом спросит:

— Можно ли поцеловать тебя, Мирушка, страсть как соскучился!

А я опять зальюсь румянцем во всю щеку, глаза опущу и шепну:

— Целуй, если обжечь не боишься, а то больно глаза у тебя горят.

Долго простояла я возле березы, уже и краски на небе поблекли, потемнело оно вовсе, да самые первые звездочки свет свой зажгли, а Лик все не шел…

Неужто случилось что?

Уже когда луна осветила пригорок, повернулась я да зашагала домой. Как хотелось сейчас пойти к Лику домой да узнать, что у них приключилось. Вот только кто я такая, чтобы на ночь глядя к чужим людям заявляться. Я ведь не жена ему, чтобы по ночам разыскивать. Там еще отец вернулся, столько времени не виделись, месяца три как уехал, может у них сейчас празднование в самом разгаре, а тут я про Лика расспрашивать заявлюсь. Намотала косу на кулак да дернула посильнее, чтобы слезы в глазах удержать. Что я, право, сразу сырость разводить собралась? Все у него хорошо. Было бы плохо, соседи бы уже донесли, а девчонки-завистницы в первую очередь. Плохие вести завсегда быстрее хороших долетают. Домой пойду, матушке помогу, Басютку еще покачать надо.

Дома только дядя Агнат и обнаружился. Самолично у колыбели сидел и сына в ней укачивал. Только шикнул на меня, сунувшуюся было к ребенку.

— А ну в клеть иди, мать подмени, совсем она измаялась.

Я кивнула, да на цыпочках вышла из комнаты. А в клетушке и правда матушка так и сидела возле раненого.

— Что ты, доченька, не веселая вернулась?

— Лика не дождалась.