Крис Райт: Путь Небес

Все люди на мостике, будь то легионеры или обслуживающие их сотни смертных рабов и сервиторов, были усовершенствованы. Их кожа была сморщенной и рваной, туго натянутой или проколотой, покрасневшей, загрубевшей, выщипанной и усеянной омытыми кровью драгоценностями. Тихий гул главных двигателей прерывался ритуальными воплями с нижних палуб, отмечая выход корабля из эмпиреев.

Эрато перевел гололитическое поле в носовую часть мостика, сопоставляя с астропатическими текстами, записанными из бормотаний заточенных звездных сновидцев.

– Сообщение от «Сюзерена», – доложил он. – Они обнаружили цели и идут на перехват. Я предупредил, чтобы они оставались на месте, но реакции не последовало.

– Ну, конечно, – пробормотал Коненос. – Что еще?

Губы Эрато скривились, зацепив стежки в углу его рта.

– Три соединения быстро движутся к мемносскому конвою.

Коненос откинулся назад. Фронт III Легиона стал запредельно огромным, растянувшись гигантской дугой по галактической плоскости от Тараса до Морокса. Пополнение припасов стало нерегулярным, терзаемое потерями в варпе и контратаками частей лоялистских Легионов, которые остались, чтобы бороться за сокращающиеся границы их Империума. Конвои сухогрузов подвергались постоянным нападениям, суда грабили либо уничтожались. Тем самым замедлялось неумолимое продвижение к Тронному миру и отвлекались с передовой боевые подразделения.

Эти налетчики могли быть кем угодно. Остатками Легионов, разбитых на Исстване. Частями Имперской Армии, все еще настолько огромной, что в живых оставались триллионы, несмотря на более чем четырехлетний беспрестанный отсев. Ксеносами, хотя этих выродков уцелело очень мало.

– Выходит, он, – произнес Коненос.

– Да, – согласился Эрато.

Джагатай. Долгие годы Белые Шрамы были чем-то неуместным, о чем вспоминали в перерывах между великими начинаниями. Но сейчас, когда мощь Ультрамара находилась в заточении Гибельного Шторма, а преторианцы Дорна сидели на привязи в укреплениях их повелителя, только игнорируемый V Легион все еще оставался значительной силой, способной создать трудности главному наступлению магистра войны.

– Ты проанализировал атаку? – спросил Коненос.

Эрато кивнул.

– Да, но…

– Целью является не конвой.

Эрато склонил голову в знак согласия, и Коненос поймал себя на том, что отвлекся на узоры из проволоки на золотистой коже. Консул видел, как знаменосец кромсал врагов одной силой звука, и смерть в таком вихре божественно отточенного звука была замечательным зрелищем.

– Они сначала ударят сюда , – сказал Эрато, не отрывая мягких глаз от гололитов. – Атакуют конвой, но только, чтобы выманить нас. Попытаются соединить флот, подальше от того места, где хотят нанести главный удар.

– И где это случится?

Эрато улыбнулся.

– Есть сотня целей, оркестратор. Ты хочешь, что бы я выбрал одну наугад?

– Мы выясним. Трюки ястреба устаревают. Сообщи «Сюзерену», что мы отправим три эсминца к его позиции. Если они хотят защитить мемносский конвой, на здоровье. Я не стану выделять больше сил, пока мы не поймем истинные намерения врага.

Эрато поклонился.

– А потом мы сообщим… ему?

Коненос поднялся с трона, почувствовав натяжение зазубренных гвоздей, введенных под каждое ребро сплавленной грудной клетки.

– Сделаем это сейчас же, – сказал он. – Заставлять ждать Разделенную Душу – не самая лучшая идея.

Корабль назывался «Гордое сердце», заслужив это имя в прежние годы. Его командир никогда не отказывался от подобной чести, даже в смерти, которая больше не была препятствием для служения.

Борта линкора изменились так же сильно, как и у любого другого боевого корабля III Легиона: теперь они были залиты цветом пролитого масла. Древние двигатели несли через пустоту огромный корпус корабля типа «Диктатус», усеянный орудиями с серебряными жерлами. На позолоченных бортах все еще оставались шрамы сотни кампаний: Йовиана, Апт вар Апшн, Далинитская туманность, Лаэран, Убийца, Исстван III, Исстван V. В прежние годы целые армии пустотных дронов удалили бы с адамантиевых пластин эти старые плазменные ожоги и выбоины от попаданий снарядов. Теперь же они оставались на месте, превращенные в украшения бригадами рабов-ремесленников. Годы войны остались запечатленными в огромном металлическом гобелене.

В глубинах внешнего корпуса «Гордого сердца» по коридорам разносились эхом новые звуки. Бесконечные иступленные вопли поднимались по транзитным шахтам из недр корабля до самого верха. Каждый крик изменялся и дорабатывался многочисленными слуховыми процессорами, пока стены не затряслись от наслаивающихся слоев отборных страданий. Зеркальные панели помещений были забрызганы темными полосами старой крови и освещались парящими лампами из бумаги, проволоки и жемчуга. Все, что происходило на корабле, сохраняли и демонстрировали.