Павел Корнев: Безликий [Ознакомит.фрагмент]

Тёмные волосы с левым пробором были выбриты на висках и затылке, глаза угрюмо смотрели из-под надбровных дуг, лоб перечерчивали нити морщин, прямой нос слегка изгибался из-за давнишнего перелома, а губы кривились в ироничной ухмылке. Открытое лицо казалось смутно знакомым, тут свою роль сыграло отдалённое сходство с хозйкой клуба, Софи Робер.

Этот человек был несколько ниже Пьетро Моретти и куда шире в плечах. С роста и стоило начинать.

Жжение распространилось на всё тело, кожа стала очень тёплой, даже горячей на ощупь. Воздух колыхался вокруг меня как над раскалённой плитой. Я сделал глубокий вдох, напрягся - и плоть потекла, словно размягчённый воск. В один миг тело просело на пять или шесть сантиметров, опасно хрустнул и загорелся огнём позвоночник. В него будто забили раскалённый штырь!

Я шумно выдохнул, пережидая пока отступит боль, а лишь она немного утихла, усилием воли раздвинул своё тело в плечах и нарастил мышечную массу рук!

Те взорвались огнём, заломило ключицы и скрутило рёбра, но я уже сделал новый вдох и рывком согнал с живота и боков скопившийся там жирок. По большей части излишек плоти ушёл вниз и восполнил худобу ног. Колени подогнулись, лишь чудом удалось не усесться на пол. Но - устоял.

Обильная трапеза позволила прибавить к собственному весу ещё пару килограммов, за счёт этого новое тело вышло куда более мощным и плотно сбитым.

Тело? Да нет, пока лишь заготовка оного.

Я вновь направил силу в руки и заскрипел зубами от болезненного биения пульса в голове. Но не остановился, не скорчился на полу. Перетерпел. На следующем вдохе резкая боль охватила всю грудную клетку, пришлось стиснуть зубы, шаг за шагом прорабатывая и усиливая мышцы торса.

Справился и с этим, а когда пришёл черёд пресса, по коже уже вовсю струился кровавый пот. Пришлось откупорить последнюю бутылку и жадно приложиться к горлышку, дабы хоть как-то унять терзавшую мышцы резь и восполнить потерю жидкости.

Напоследок я сделал ноги поджарыми и атлетическими, а потом стиснул лицо ладонями, и тотчас взорвалась невыносимой болью голова. Кости черепа деформировались и сместились, принимая новую форму; податливая плоть повиновалась касаниям пальцев, словно мягкая гончарная глина.

Первым делом я придал лицу форму правильного овала с немного более высоким, чем прежде, лбом. После укоротил мочки и чуть сильнее приплюснул уши, а затем несколькими осторожными касаниями добавил массивности надбровным дугам. Глаза запали сами собой, осталось лишь выправить нос, доработать скулы и подбородок, да ещё вылепить себе новые губы.

Рот стал шире; я подводил из стороны в сторону нижней челюстью и сплюнул на пол кровью. Мне было нехорошо.

Сияние глаз начало затухать, тогда я зажал нос пальцами и под мерзкий хруст повернул его сначала в одну сторону, а затем в другую, добиваясь нужной искривлённости.

На грудь потекла кровь, но я не обратил на это никакого внимания и открыл саквояж с медицинскими инструментами. Воткнул кончик скальпеля в бедро и повёл вверх, бесстрастно удлиняя неглубокий порез. Затем накрыл царапину ладонью и немного подержал так, а когда отнял руку, на коже остался застарелый рубец. Ещё одна подобная отметина украсила рёбра, две прочертили правое предплечье, три - левое.

После я рассек бровь и добавил с обеих сторон глубокой царапины чёрточки-порезы, имитируя следы хирургических швов. Сильное поначалу кровотечение очень быстро прекратилось, от ранки остался лишь тонкий след шрама.

Под конец я резанул скальпелем вниз от левой мочки к подбородку, и прочертившая загорелую кожу белая ниточка добавила лицу асимметрии, удивительным образом сделав его живым и запоминающимся.

Финальный штришок? Да! Это был именно он!

Я бросил скальпель в саквояж, вытерся старой блузой и вновь посмотрелся в зеркало. Там отразился незнакомец. Быстрый, жилистый и довольно опасный. Мастер не кисти и карандаша, а ножа и кастета.

От художника осталась копна тёмных волос, но... Это могло и подождать.

Ещё не так давно переполнявшая меня сила почти развеялась, сменилась неуютной опустошённостью; я ухватил последние крупицы власти над собственным телом, направил их в кисти и со всего маху приложился кулаками по кирпичной стене.

Левой-правой!

Из глаз потекли слёзы, и я зашипел сквозь стиснутые зубы, придавая костяшкам нужный битый и ломаный вид. Затем прошёлся по комнате, репетируя упругую походку уличного забияки, а только избавился от последних остатков утончённости итальянского художника, как щёлкнул замок входной двери.