Виктор Бурцев - Не плачь по мне, Аргентина

– Но вас же били! – воскликнул Джобс. – Били!

– Да. Конечно. – Таманский согласился. – И вас били. Правда, ваша поврежденная рука странно быстро зажила. А синяки слишком легко сошли… Признайтесь, Билл, это вы наняли тех мордоворотов? Сколько вы им заплатили?

– Черт! Вы ничего не понимаете, Тамански!

Костя махнул рукой.

– Я вам благодарен, Джобс. Вы мне сильно помогли с книгой. Так что… проваливайте с миром.

Костя развернулся и пошел прочь.

– Тамански! Тамански, черт, мне нужна ваша…

– Статья? – Костя обернулся. – Чтобы выставить советского журналиста полным идиотом, подсунув мне липовые снимки, а самому стать разоблачителем красного вранья, представив фотографии в нужном ракурсе? Билл… Я, конечно, идиот, что повелся на ваши байки. Но я еще могу сложить два и два. У меня из-за вас и так будет достаточно проблем.

Американец всплеснул руками.

– Если я вам понадоблюсь, – крикнул он в удаляющуюся спину, – вы знаете, где меня найти!

В отель Таманский не пошел.

Конечно, ему надо было бы посидеть в номере. Разобрать разрозненные записи. Собраться с мыслями и понять наконец, что же делать дальше. Куда идти, с кем разговаривать… Кому жаловаться и что просить.

Костино положение было хуже некуда.

По командировочному предписанию он должен был уже давным-давно отбыть на Кубу. Где его вообще-то ждали. В посольстве он свою задержку никак не отметил. Был замечен, а ведь наверняка был, в связях с американцем. Где-то с ним пропадал…

Костя всегда старался действовать рационально. Не делать глупостей. Жить так, как надо. Там, далеко-далеко, в Союзе, он поднимался по карьерной лестнице, активничал по комсомольской, а потом и по партийной линии. Был женат. Морально стоек. Надежен, прежде всего своей правильностью и тем, что его более чем устраивала такая жизнь. Таманский никогда не гонялся за тряпками-шмотками, у моряков ничего не покупал и с брезгливостью относился к комиссионкам.

Там, далеко-далеко, в Союзе, Костя всегда знал, куда надо пойти, если что-то случилось. Или что-то стало жизненно необходимо. Собственно, как и все советские люди, он понимал, что тот или иной товар есть, просто надо зайти в другие двери. Или позвонить какому-нибудь Иван Иванычу, которому передать привет от Петра Петровича. И все будет. Просто надо сделать нечто большее, чем зайти в магазин и ткнуть пальцем. Но ведь и под лежачий камень вода не течет.

Таманский не диссидентствовал. Ему были до внутренней дрожи противны эти кухонные разговоры под наивно открытый кран. Все эти многозначительные: «Там, ну вы понимаете… сорок пять сортов колбасы… считал… а у нас…», «По радио… ну вы понимаете… сказали… миллиард расстрелянных…», «Дядя Коля из плавания привез… почитать… но тш-ш-ш-ш… вы же понимаете…» – вся эта глупость проходила мимо Кости. О чем он не сожалел ни капли. Таманский воспринимал пропаганду как пропаганду, ничего больше. Наивно было бы, не веря ни на грош советским лозунгам и призывам, полагать, что западные лозунги и призывы будут искренни и правдивы.

Наивно и глупо. Хотя… многие верили.

Костю никто не считал наивным. Скорее наоборот. Жена обычно раздраженно фыркала в его сторону: «Прагматик! Ты такой прагматик!»

И вот прагматичный Таманский, как полный идиот, ввязывается в нелепейшую авантюру. Сознание помутилось, не иначе! И хорошо, если после всего этого он останется у разбитого корыта. Нет. Скорее всего корыто будет целенькое, глубокое и полное помоев, а самого Таманского будут в эти помои макать, макать, макать… Держать за руки и макать. Бдительные дяди в штатском с проницательными глазами.

И будут правы!

Хорошо еще хватило ума остановиться, поняв, что его водят за нос. А если бы Костя притащился на родину с этими липовыми нацистами, раздул бы скандал? Страшно подумать, чем бы это могло закончиться. Впрочем, и так все закончится плохо. На этот счет Таманский иллюзий не строил.

В этих условиях идти в номер и спокойно работать Таманский не мог.

Единственным местом, куда он мог пойти в Буэнос-Айресе, была квартира Маризы. Туда Костя и направился.

Он долго шел по вечерним улицам, на которых, казалось, ничего не изменилось за время его отсутствия. Только воздух, насыщенный запахом моря, казался Таманскому еще более свежим, нежели раньше.

У дома Маризы Костю охватила странная неуверенность.

Он представил, как вваливается в ее маленькую, словно бы кукольную, квартирку, грязный, небритый, с плечами, разодранными в кровь лямками рюкзака. И она, такая хрупкая, нежная, удивительная, как-то должна реагировать… А может, она не одна? В конце концов, никаких обязательств они друг другу не давали. Да и вообще, молодая женщина, горячая южно-американская кровь…