Самуэль Дилэни - Город смерти [Вавилон-17, перевод изд-ва `Мэлор`]

Батчер покачал головой.

— Нет. Устройство для консервации солнечной энергии слишком сложно. Эти руки разбирали одно, не слишком давно… Очень большое. Нет…

— Да, Батчер, девять слов. По-английски это потребовало бы несколько томов, полных описаний, чертежей и схем. Они же использовали для этого девять слов.

— Невозможно.

— Тем не менее, это так, — она указала на крибианский корабль. — Вот он летит, — она следила, как напряженно работает его мысль. Если у вас есть правильные слова, — сказала она, — это сберегает много времени и облегчает дела.

Немного погодя он спросил: — Что такое «я»?

Она улыбнулась.

— Прежде всего, это очень важно. Гораздо важнее, чем что-либо другое. Мозг действует, пока есть «я», остается живым. Потому что мозг есть часть «я». Книга есть, корабль есть, Вселенная есть, но, как вы могли заметить, я — есть.

Батчер кивнул.

— Да. Но я есть что?

Туман сгустился над экраном, закрывая звезды и крибианский корабль.

— На этот вопрос можете ответить только вы.

— «Вы», должно быть, тоже очень важно, — пробормотал Батчер, — потому что мозг заметил, что «вы» — суть.

— Умница!

Внезапно он погладил ее щеки. Петушиная шпора легонько коснулась ее нижней губы.

— Вы и я, — сказал Батчер. Он приблизил к ее лицу свое. — Никого другого здесь нет. Только вы и я. Но кто есть кто?

Она кивнула, освобождаясь из его пальцев.

— Вы получили идею, — она положила поверх его пальцев свою ладонь. — Иногда вы пугаете меня.

— Я и меня, — сказал Батчер, — только морфологическая разница? Мозг видит за этим идею. Почему вы пугаете меня иногда?

— Пугаюсь. Морфологическая коррекция… Вы пугаете меня, потому что грабите банки и втыкаете нож в глаза людям, Батчер.

— Почему вы пугаетесь я? Нет, кажется, меня?

— Потому что это нечто такое, чего я никогда не делала, не хочу и не могу сделать. А вы мне нравитесь, мне нравятся и ваши руки на моих щеках, поэтому если вы вдруг решите всадить мне в глаз нож, то что же…

— О, вы никогда не всадите нож в мой глаз! — сказал Батчер. — Я не должен бояться!

— Вы не можете изменить свой мозг!

— Вы можете. — Он пристально посмотрел на нее. — Я на самом деле не думаю, что вы захотите убить меня. Вы знаете это. Я знаю это. Это что-то другое. Почему я не говорю вам еще другого, что испугало меня? Может, вы видите что-то такое, что хотите понять? Мозг не глупый.

Его рука скользнула на ее шею: в его глазах была сосредоточенность. Она уже видела это выражение в тот момент, когда он отвернулся от мертвого зародыша в биологической лаборатории.

— Однажды, — медленно начала она, — ну… это была птица.

— Птицы пугают меня?

— Нет. Но эта птица пугала. Я была ребенком. Вы ведь не помните себя ребенком? Для большинства людей многое из того, во что они становятся взрослыми, закладывается с детства.

— И у меня тоже?

— Да. И у меня тоже. Мой доктор приготовил эту птицу мне в подарок. Это была майна-птица, она умела говорить. Но она не понимала того, что говорит. Она просто повторяла, как магнитофон. Но я этого не знала. Много раз я узнавала, что люди хотят сказать мне, Батчер. Я не понимала этого раньше, но здесь, на «Тарике», осознала, что это похоже на телепатию. Ну, эту майнуптицу дрессировали, кормя ее земляными червями, когда она говорила правильно. Вы знаете, какими большими бывают земляные черви?

— Такими?

— Верно. А некоторые даже на несколько дюймов длиннее. А сама майна-птица длиной в восемь-девять дюймов. Иными словами земляной червь может достигать пять шестых длины майны-птицы, и вот почему это важно. Птицу научили говорить: «Здравствуй, Ридра, какой хороший день, как я счастлива.» Но для этого мозга это означало только грубую комбинацию зрительных и осязательных ощущений, которые приблизительно можно было бы перевести так: «Приближается еще один земляной червь.» Поэтому, когда я вошла в оранжерею и поздоровалась с майной-птицей, та ответила: «Здравствуй, Ридра, какой хороший день, как я счастлива.» Я не могла не понять, что она лжет. Приближался еще один земляной червь, я могла видеть его и обонять, и он был размером в пять шестых моего роста. И предполагалось, что я его съем. У меня была истерика, я никогда не говорила доктору, потому что не могла до последних дней выразить, что произошло. Но даже сейчас, вспоминая об этом, я чувствую отвращение.

Батчер кивнул.

— Когда вы оставили Реас с деньгами, вы в конечном счете оказались закопанным в пещере в ледяном аду Диса. На вас нападали черви двенадцати футов длиной. Они продырявливали скалы при помощи кислотной слизи, которой смазана их шкура. Вы обжигались, но убивали их. Вы изготовили электрическую сеть из миниатюрного источника энергии. Вы убили их, а когда поняли, что можете убивать их, вы уже не боялись. Единственная причина, по которой вы их не ели в том, что кислота делала их мясо ядовитым. И вы ничего не ели три дня.