Антон Первушин - Пираты неба (Операция «Снегопад»)

Лейтенант закончил с показаниями, попросил нувориша расписаться и обратился к своему пятнистому компаньону с вопросом:

– Ну что, Сева, надо бы их в комендатуру сдать?

– Можно и в комендатуру, – согласился пятнистый. – Только я бы ещё с ними поработал.

Сказавши так, пятнистый выразительно взмахнул дубинкой.

– Свиньи какие, – пояснил он свою мысль. – Приехали, понимаешь, в Москву и сразу нажрались. Дома у себя нажирайтесь.

Он приблизился к решётке «крысятника» и вдруг резко ударил дубинкой по пальцам державшегося за прутья Стуколина. Тот заорал благим матом, отскочив от решётки.

– Что вы себе позволяете? – разъярился теперь уже Громов. – Мы военнослужащие, мы офицеры Немедленно свяжитесь с комендантом.

– С комендантом мы свяжемся, – сказал пятнистый. – Но только тогда, майор, когда этого захочу я. И от твоего поведения зависит, захочу я этого или нет.

Громов побледнел от едва сдерживаемой ярости. И всё бы кончилось очень плохо, но тут дверь распахнулась, и в отделении появился полковник Зартайский в сопровождении какого-то высокого милицейского чина. Лейтенант и пятнистый встали навытяжку.

– Ага, они здесь, – отметил полковник. – Что же вы, мужики? – обратился он к пленённым офицерам. – Без опеки и часа не можете?

Лейтенант, выйдя из-за стойки, доложил чину, за что и при каких обстоятельствах были арестованы офицеры. Чин покивал, но видно было, что решает здесь не он, а полковник.

– Открывайте клетку, – приказал Зартайский. – Через час у них поезд.

Замок с «крысятника» был снят, и офицеры выпущены на волю.

– Пусть личные вещи вернут, – сварливо потребовал Лукашевич. – И деньги.

– Денег у них не было, – быстро сказал лейтенант. – Всё пропили.

– Личные вещи вернуть! – распорядился полковник Зартайский с брезгливой миной.

На вокзал офицеров привезли под конвоем из трёх автоматчиков. Словно уголовников-рецидивистов. Мрачные офицеры вошли в вагон, и поезд почти сразу тронулся.

Стуколин под причитания пожилой проводницы высунулся из вагона и проорал, потрясая окровавленным кулаком:

– Я ещё вернусь, суки! Я вам, тварям, ещё задам!

– Всё! Всё! Успокойся! – прикрикнул на него Громов.

Стуколин, как ни странно, послушался. Сплюнул на пол и утёр рукавом раскрасневшееся лицо.

– И всё-таки они суки, – произнёс он уже тихо, но непоколебимо. – Твари продажные. Мы за них, а они нас…

– Надоело, – сказал Громов. – Все твои вопли мне надоели.

Стуколин понурился. Не так, совсем не так представлялась ему эта поездка в Москву. Офицеры прошли в купе. На этот раз четвёртое место оказалось занято. На диване сидел полный и лысоватый человек в очках, рядом с ним лежала гитара в чехле. Он с понятным удивлением и даже озабоченностью воззрился на опухших и побитых офицеров, но те быстро привели себя в порядок и чинно расселись пить чай.

– Давайте познакомимся? – предложил Стуколин, обращаясь к новому попутчику.

– Давайте, – согласился тот. – Меня зовут Михаил.

– А кто вы по профессии? – с любопытством спросил Стуколин.

– Я – автор, – сообщил Михаил со смущённой улыбкой. – Профессиональный автор. Пишу песни, пою их перед публикой. Тем и живу.

– А нам споёте?

– Мне не хотелось бы… – Михаил ещё более смутился. – Поздно, да и надо ли?

– Надо! – заявил Стуколин. – Хотя бы одну, – добавил он просительно.

– Одну исполню, – согласился Михаил.

Он расчехлил гитару, перебрал струны, чуть-чуть подстроил.

– Что вам спеть?

– А что вы обычно поёте? – спросил вежливый Громов.

– У меня много самых разных… произведений. Какая тема вам ближе всего?

– Про пилотов что-нибудь есть? – снова встрял Стуколин. – Об истребителях? О войне?

– Об истребителях? – Михаил покачал головой. – Об этом у меня ничего нет. О войне? Пожалуй, спою о войне.

Он ещё подстроил гитару и тихим ровным голосом запел:

Эти стихи, положенные на красивую грустную мелодию, действовали безотказно. Лукашевич вдруг почувствовал, как у него увлажнились глаза. Он поспешно наклонил голову, чтобы никто, не дай Бог, не увидел его слёз.