Андрей Щупов - Приглашение в ад

Он пролежал на столе операционной всего полчаса, позволив залить себе спину йодом и терпеливо выдержав перевязку. Осколки прошли по касательной, пробороздив кровавые полосы, но позвоночника, по счастью, не задели. Этой информации ему показалось достаточно, чтобы не изображать из себя тяжелораненого.

— Жаль, нет медсестричек, — бормотал он, морщась. — Лежать с голой задницей — да еще перед мужиками!..

— Ничего, переживешь.

— Вы не поверите, но на этом самом месте наша Экс-Дама пыталась меня, юного и бесхитростного, самым подлым образом совратить. Любила, понимаешь, кровь с молоком и чтоб мышцы, как у слона. Охрану меняла каждую неделю, Клеопатра хренова…

Обрабатывающий раны санитар, Артура не перебивал, понимал, что разговор облегчает солдатику боль.

— Ну и что, совратила?

— Куда там… Я, дурак, утираться после ее слюней вздумал, так она до того взъярилась, что чуть было скальпелем не полоснула.

— Тут уж кто кого, — философски заключил кто-то из медицинской обслуги. — В смысле, значит, протыкновения…

А уже минут через пять Артур ковылял с Пульхеном и его ополченцами, осматривая шахту за шахтой. В конце концов обнаружили и ту последнюю роковую ракету. Это оказалось не так просто, — бомбы сделали свое дело, и шахту частично завалило землей. Сорвавшись с направляющих пилонов, стройное стальное тело с плутониевой смертью внутри лежало поперек шахты, и первый же из приблизившихся к ней специалистов выразительно покачал головой.

— Похоже, нам тут больше делать нечего. Узел самонаведения почти расплющен…

И все же полковник, взглянув на часы, заставил присланных Клочковским инженеров снять где можно обшивку и дополнительно поработать над электронной требухой.

— Ракета должна стать невосстанавливаемой, — строго объяснил он. — Абсолютно невосстанавливаемой!

И его поняли. По счастью, временем специалисты располагали в полной мере. Лили погиб, и контролировать их было некому.

Тем не менее, наряду с победной эйфорией, проникшие в Бункер ощущали растерянность. Каменное подземелье было совершенно безлюдным. Ни единого человечка, никаких признаков недавней жизни. Это казалось совершенно невероятным, потому что еще пару месяцев назад Артур сам в составе нарядов вышагивал по этим коридорам, а в приземистом помещении столовой вместе со всеми гремел алюминиевой посудой, черпая солдатскую приевшуюся кашу, с привычным равнодушием поглощая приторно кислый компот из фруктовых концентратов. Это не было царством мертвых, но и жизнью здесь тоже не пахло. В чем-то случившееся, наверное, объясняло странную кому «адского бронепоезда», однако, стыкуясь между собой, и то, и другое продолжало оставаться необъяснимым…

Хорошая вещь — исповедь. Снять груз с души — особенно готовясь в дальнюю дорогу — что может быть естественнее? Умирать с легким сердцем — значит, умирать налегке, очистившись и отряхнувшись. Возможно, это даже лучше, чем умереть внезапно. В стремительности тоже имеется своя доля несправедливости — все равно, как в нырке вслепую. Встретить неведомое с раскрытыми глазами, в полной мере осмысливая происходящее — не в пример достойнее. Вот только, как это получается у людей? И получается ли вообще? Потому что, если не получается, то выходит что-то вроде двойной смерти — один раз в собственном воображении и второй раз наяву.

Дымов взглядом устремился к низкому потолку, умозрительно разрушая каменные своды, раздвигая земные пласты и угадывая за всем этим бездонную глубину неба. Там, если верить святым писаниям, собраны души всего человечества. Там Бог, там то, что называют истиной и знанием. А что есть тут, на Земле? Растерянность с самоуверенной спесью? Кучка мужественных и несдавшихся? «Бога принимаю — мира Божьего не приемлю»… Вот и весь наш хваленый опыт. Так стоит ли оставаться среди тех, что все еще здесь, если лучшие из лучших давно уже ТАМ? Если зубам твоим предлагается ребус гранитной твердости, и если уже через десять-пятнадцать лет последние из несдавшихся печальной курлыкающей стаей покинут Землю навсегда?…

Вадим прикрыл ладонью глаза. Вот и найдено долгожданное утешение! Потому что страшно быть ОДИНОКИМ — первым, последним и случайно отбившимся. Если же впереди тебя и позади следуют другие, значит, и смерть перестает быть смертью, превращаясь в воссоединение. С Панчей, с Лебедем, с Володькой… Кто знает, может быть, ТУТ нам хорошо только потому, что мы понятия не имеем, каково оно ТАМ.