Александр Руджа - Везучие сукины дети [СИ]

— И миллионами загубленных жизней, замечу. «Хорошие вещи приходят к тому, кто умеет ждать». Да, конечно. Но только знаешь что? Только конченные дебилы считают, что все необходимое само упадет в рот, нужно лишь подождать и расслабиться. И еще пошире открыть пасть, конечно. Что характерно, иногда в раззявленные рты лентяев и в самом деле что-то падает. Но как правило, это не совсем то, на что они рассчитывали.

— Ой ли?

В башне светлело. По всей вероятности, он преодолел уровень древесных крон, но выглянуть наружу, разумеется, было сейчас невозможно, окна, забранные витражами, таращились на него слепыми многоцветными буркалами. Внизу, в покинутом им мраке, сейчас что-то неразборчиво шевелилось, там витали чужие голоса и слышалось низкое, неприятное бормотание. Лейтенант утер пот со лба.

— Именно так.

— Ответ корректен. Место назначения: Нью-Йорк-сто шестнадцать.

Лейтенант исчез в ослепительной синеватой вспышке магниевого свечения.

— Догадливый парень, — сказал Клэм. — Пристроиться бы ему в кильватер для уменьшения сопротивления…

Последние слова налетели с пенным шипением, словно брызги дешевого шампанского, переполненного углекислотой, а через секунду стало ясно, что это и не слова вовсе, а белый соленый прибой, потому что он стоял на краю моря, а может, океана, господи, какой же он огромный, и ведь не скажешь, что бескрайний, потому что вот он, край, он как раз стоял на нем, метров сорок высоты, и внизу ничего, только черная в наступающих сумерках вода в клочьях пены, и завывающий ветер, и обветренные крошащиеся скалы с чахлыми остатками растительности, которые, казалось, издавали временами какой-то мычащий, стонущий звук, и искаженное, вогнутое небо с белыми точками звезд, сложенных в незнакомые созвездия…

— Океан? — он презрительно сморщился. — Миллиарды кубов неочищенной подсоленной воды. Чашка Петри для белковых форм жизни. Намек на первооснову, из которой все мы вышли в свое время? Временная петля? Или здесь присутствует более глубокий смысл?

— Первое. Из этих соленых глубин, богатых растворенным кислородом, появились твои далекие предки. Непрерывно совершенствуясь и убивая, они освоили межзвездные перелеты, сращение с кибернетическим мозгом и мускулами и прямые контакты с потусторонним миром. Сейчас вы ничуть не напоминаете те липкие кусочки протоплазмы, которые зародились когда-то в черной холодной бездне. Вы умны, циничны и проницательны. Как были умны и циничны пятьсот и тысячу и даже полторы тысячи лет назад.

— Все течет, — сказал Клэм. С его лица не сходила гримаса, вокруг выла и бесновалась темнота, мокрые брызги текли по щекам, как слезы. Где-то далеко внизу, в беззвездных глубинах океана, перекликались тонкими смеющимися голосами киты. — Все меняется.

— Это верно. Но и неверно тоже. Вы заменили карнавальный свет Богородицы подземным сиянием позитронного разума, наполнив сосуды греха осклизлой межпозвоночной жидкостью. Адское пламя бед, разлитое по остекленевшим венам наркоманов, стало прибежищем последних ангелов. Оцифрованный сатана бегает мелким бесом в зависшей от количества игроков компьютерной стрелялке. Ад настолько близок, что невинные дети самовозгораются на улицах пропахшего табаком Лондона, а телевизионные гермафродиты поменяли окраску щупалец Pal-Secam на более модную спутниковую. Животные в зоопарке рычат и воют, чувствуя терпкий запах приближающегося Зверя и сладковатую туалетную воду блудницы. И я спрашиваю: что есть ваша так называемая цивилизация?

— Если тебе кажется, что это сложный вопрос, тебя обманули, — Клэм усмехнулся в темную молчаливую пустоту, но усмешку унес ветер. Скалы завывали и плакали. — Нет никакой цивилизации, по крайней мере, в том виде, в котором ее любят представлять. Мультфильма, словно на уроке истории в заштатной школе — несущаяся вперед толпа, оставляющая после себя города, лаборатории и ракетные бункеры. Но цивилизация — не муравейник, где каждый занят своим делом, не геометрически правильная пирамида, не прекрасное здание. Это груда личных, но переплетенных ошибок и разочарований, словно бурелом на заброшенной лесной просеке. Огромная куча переваренного и выброшенного на помойку дерьма.

— Но как же прогресс, который вы так любите?

— Соревнование по скоростному потреблению. Это как жрать просроченное и уже слегка подгнивающее мясо: желудок отказывается, подозревая, что никакой пользы ему с этого не будет, но придурочные мозги вперемешку с жадностью суют все новые и новые куски в конвульсивно сжимающееся горло. Потому что скидки по акционным дням и премиальные бонусы из числа неликвида.