Владимир Добряков - Час совы

Мы с Леной остаёмся одни. Напоив меня крепким, ароматным чаем, Лена направляется к камину, на ходу снимая платье. Она остаётся только в перчатках и босоножках. Обернувшись ко мне, она загадочно улыбается и спрашивает:

— Так значит, в той Фазе у женщин самые интимные места, вот эти? — она проводит ладонью по руке до локтя.

Я киваю и тоже начинаю раздеваться.

— Хм? А когда они занимаются любовью, они эти интимнейшие места обнажают?

— Не всегда, — по простоте душевной отвечаю я, — Только как знак высшего доверия.

— Ну, вот и считай, что я тебе сегодня не доверяю! — смеётся Лена.

Немало мне приходится потрудиться в эту ночь, чтобы вернуть доверие своей подруги. Ох и поиздевалась она надо мной! Надо же, как дёшево купила! Когда, в знак особой милости и прощения, Лена стягивает голубые велюровые перчатки, и я, пользуясь высочайшей милостью, покрываю её «самые интимные места» поцелуями, она вдруг спрашивает:

— А эта твоя напарница, Кора…

— Ляпатч, — подсказываю я.

— Да, Ляпатч. Как она тебе показалась?

— В каком смысле? — теряюсь я.

— Ну, не в сексуальном же, конечно! Здесь она, выходец из биофазы, вне конкуренции. Я имею в виду, что она представляет как человек?

Я задумываюсь. Легко сказать, дать характеристику человеку, с которым и общался-то только три-четыре дня. Хотя, за эти дни она раскрылась передо мной в таких качествах, что с иной женщиной, чтобы узнать такое, потребуется года четыре общения.

— Знаешь, по-моему, это очень несчастный человек. Её истинная Родина её отторгнула, новой Родины она не обрела. Так и слоняется по пространству-времени, как неприкаянная. Но надо отдать ей должное, она на редкость умна и решительна.

— Даже умней меня? — улыбается Лена.

— В повседневной жизни, вряд ли. А вот в таких ситуациях, в которых мы с ней побывали, сравнивать не могу. Поэтому, не буду восхвалять ни тебя, ни её. Отношение её к ЧВП тоже двойственное. С одной стороны, она предана им душой и телом. Как-никак, они удержали её от самоубийства и придали её жизни, пусть и сомнительный, но хоть какой-то смысл. С другой стороны, она ненавидит их… Нет, не так. Не ненавидит, это слишком сильно сказано. Она их боится. В первый же день, как мы встретились, и она узнала, кто я такой, она сказала: «Значит, мы оба здесь не по своей воле». Знаешь, как она называет Мефа? Шат Оркан. На её языке это значит — Старый Волк.

— Старый Волк, — задумчиво произносит Лена, — Ты знаешь, это звучит. Я так и буду его теперь называть. Как там, Шат Оркан?

— Верно.

— Это гораздо точнее характеризует его сущность, чем Мефистофель. Кстати, а о нём ты какого мнения?

— Да, как и о Коре, двойственного. Было бы просто и легко сказать о нём: это враг, хитрый, коварный и злобный. Но это было бы неверно и примитивно. Мефи или Старый Волк, как тебе больше нравится, очень сложный человек. К тому же, он человек не простой судьбы. Ты знаешь, он оказывается выходец из той самой Фазы, где мы с Корой работали. Я, когда туда попал, сразу заподозрил это. А вчера, когда я вернулся в Сен-Кант, он это сам подтвердил. Более того, он жил на Плее и был членом тамошней Мафии. Что-то у него там произошло. Ты заметила шрам на его правом виске?

— Ты хочешь сказать, что он в своё время что-то не поделил с Мафией и вынужден был уйти?

— Что-то в этом роде. Я его не расспрашивал, некогда было. Но до твоего прихода у меня было время с ним пообщаться. Должен сказать, общаться с ним довольно интересно. Ну, ты сама имела возможность это заметить. Не всё, что он говорил, можно принять с восторгом, но, большей частью, мысли его здравые и заслуживают того, чтобы над ними задумались. По крайней мере, он четко обрисовал мне ту цель, которая ими поставлена. К стыду своему и нашему, когда он спросил меня о нашей цели, я не смог дать не только четкого и конкретного ответа, но даже и в общем-то обрисовать не сумел.

— Цель-то у них замечательная, но вот средства…

— Они считают, что цель оправдывает средства. И здесь мы с ними радикально расходимся. Есть у него ещё одна черта: верность слову.

— Ха! Верность слову! Да освободил-то он нас только после того, как ты заминировал камень!

— Нет, Лена, я был уверен, что он освободит нас. А камень я заминировал для того, чтобы ему в этом не препятствовало его руководство.

Мы замолкаем, и я некоторое время созерцаю языки пламени в камине.

— Знаешь, Лена, — говорю я, — меня не оставляет ощущение, что нам ещё предстоит с ним встретиться. Но, как говорится, в другое время и в другом месте.