— Еще раз попытаетесь меня потревожить, — добавил Ковалев, — не выброшу, а убью совсем.
Через несколько минут один зэк пришел в себя, еще минут через пять очнулись два других. Сели, озираясь.
— Че это было? — глупо спросил один из них.
Зэк из уголка ответил:
— Он вас обоих поднял враз и шмякнул о стену через всю камеру, этого с ног рукой сбил, даже глаза не открыв.
— А ты че?
— Я че — один что ли на бугая полезу? — ответил зэк из угла.
— Заткнитесь, — прервал их Ковалев, — еще одно слово и я кому-то язык вырву.
— Да пошел ты в жопу, — ответил один из зэков.
— Это можно, — ответил, вставая, он, — если ботинок приглашает чья-то задница.
Ковалев схватил мужика, нагнул раком и пнул с такой силой, что казалось носок ботинка зашел в анус по самые шнурки. Зэк упал на полати, потеряв сознание, сквозь лопнувшие брюки виднелась посиневшая и окровавленная враз задница.
— Еще чья-то жопа приключений ищет? — спросил он.
Ему никто не ответил, он лег на полати и снова прикрыл глаза. Мужик очнулся и застонал.
— Блин, никакого покоя от вас нет, — в сердцах бросил Ковалев, — врача этому надо с порванной жопой, колоти в дверь, зови врача. Через час скорая увезла задержанного, врач ответил конкретно на вопросы полиции: «Анальное отверстие и прямая кишка порваны, необходима срочная операция».
Через двое суток Ковалева выпустили из ИВС. На допросах он отвечал однозначно и многократно: «Ночь не спал, устал, в камере уснул, ничего не видел и не слышал». Воришку, которого он схватил за руку, прооперировали, ампутировав кисть. Ковалев так сдавил его руку, что кости запястья треснули на мелкие осколки. Но он показал на допросе, что действительно залез с приятелем в квартиру с целью кражи, пытался ударить ножом хозяина квартиры, а его подельник запнулся и сам упал на дверной косяк. Ковалева признали потерпевшим и отпустили.
* * *
Степаныч плавал в собственном бассейне уже минут десять. Большой любитель париться березовым веничком в сауне, он нырял позже в воду и фыркал от удовольствия. Из воды его всегда встречали две-три девочки, поднося рюмку водки и накидывая на голые мокрые плечи махровый халат. Он выпивал рюмку и плюхался в пластмассовое кресло, девочки вытирали голову полотенцем, опускаясь ниже, и работали ротиками, пока он не кончал в кого-нибудь из них. Потом ополаскивали член теплой водой, вытирали полотенцем, и он шел одеваться.
Сегодня к Степанычу пожаловал Малик, один из его авторитетов, попавший в ИВС, но усилиями адвокатов освобожденный. Тот самый зэк, который жался в угол и не был тронут Ковалевым. Он поведал вору историю немного в своей аранжировке.
— Я не понял, Малик, на хрена ты мне это все рассказываешь? Опустил он Кудрявого и что?
— Не, Степаныч, ты не понял, он Кудрявому зад пинком порвал. Надо бы ему предъяву выкатить.
— И че не выкатил в камере? — удивился Степаныч.
— Без пера к нему не подлезть, сильный бычара до ужаса, троих словно пушинок разметал по камере. Разреши на перо его посадить?
— Че то ты темнишь, Малик, — задумчиво произнес Степаныч, — на перо успеется, ты мне его сюда приведи — сам поговорить хочу.
Картина у него не складывалась — четверо бывалых и не обиженных здоровьем зэков не смогли справиться с молодым парнем…
Малик сразу же взял с собой трех бойцов и отправился к Ковалеву. Адрес и фамилию он у ментов еще прежде узнал. Подошли к квартире, Малик позвонил.
— А-а, трусишка зайка серенький, че надо? — спросил Ковалев, открыв дверь.
— Степаныч тебя приглашает, поехали, — ответил Малик.
— Степаныч? Не знаю такого.
— Пошли — узнаешь.
— Если ему надо — пусть сам едет, — ответил Ковалев и захлопнул дверь.
Малик забарабанил в дверь, Ковалев открыл ее снова.
— Ты че шумишь, трус поганый, хочешь, чтобы и тебе жопу порвали?
Малик отпрянул в испуге в сторону, один из его бойцов выхватил пистолет.
— Не дергайся и никто тебя не тронет, пошли, — предложил он, — когда приглашает Степаныч — никто не отказывается.
Ковалев обвел угрюмым взглядом четверых мужиков на лестничной площадке, произнес мрачно:
— Если достал оружие и направил его на человека, то надо стрелять, а не понты гнуть. Я, кажется, догадываюсь кто такой Степаныч и зачем меня приглашает. Этот вот в камере со мной сидел, — он ткнул пальцем в Малика, — там и обосрался со страху, а с обосранными я в гости не езжу. Так и передайте Степанычу — мне все едино, что обосранный, что опущенный. Надо ему — пусть сам приезжает.
Читать дальше