Майкл Харрисон - Вирикониум

Ретц отчетливо слышал, как женщина говорит:

— Я даю эти вещи тебе, тегиус-Кромис, потому что доверяю. Я отдала бы тебе даже энергоклинок, если бы он у меня был. Ступай на юг и завоюй для нас всех великое сокровище.

От гобелена повеяло ароматом роз и теплым вечером. Слышался нежный звон падающих капель, откуда-то лилась мелодия без сопровождения, которую снова и снова наигрывали на каком-то струнном инструменте. Рыцарь в алых латах взял руку королевы и поцеловал. Потом обернулся, чтобы посмотреть в окно, и помахал, словно увидел кого-то знакомого. Его темные волосы были разделены на прямой пробор, обрамляя преображенное лицо Иньяса Ретца. Королева, стоя у него за спиной, улыбнулась.

Картина исчезла, оставив запах сырости. Сквозь прорехи в ткани виднелась штукатурка.

Иньяс Ретц неистово тер глаза. Потом подскочил, стащил старика со стула, схватил его за руку и потянул к гобелену.

— Эта последняя картина… — в его голосе послышалась мольба. — Это и в самом деле случилось когда-то?

— Не всякая королева — Матушка Були, — ответил старик, словно выиграл спор. — И не всякий рыцарь — Иньяс Ретц. Это случилось… или еще случится.

— Заставь его еще раз мне это показать!

— Я — просто хранитель. Я не могу заставить…

Ретц оттолкнул его с такой яростью, что старик упал возле буфета и сбил с него поднос. Взволнованные коты подбежали к нему и принялись подбирать разбросанную пищу.

— Я не должен в это верить! — кричал Ретц.

Он сорвал гобелен со стены и принялся разглядывать его, словно надеялся увидеть самого себя, двигающегося внутри. Не обнаружив там ничего, кроме обычной ткани, он швырнул его на пол и пнул.

Как мне жить дальше, если я в это поверю? — этот вопрос он задал самому себе. Он снова подбежал к старику, схватил его за плечи и встряхнул. — Зачем ты мне это показал? Как мне теперь жить в этом ужасном городе?

Ты не должен жить, как жил, — пробормотал старик. — Мы сами творим мир, в котором живем.

Ретц снова отшвырнул его. Старик ударился головой о буфет, издал недоуменный сердитый стон и затих. Кажется, он был все еще жив. Еще несколько минут Ретц беспокойно метался от окна к стене, где только что висел гобелен, повторяя: «Как мне жить? Как мне жить?!» Потом он бросился к пюпитру и попытался выломать стального орла. К этому времени уже рассвело. Сейчас торговцы с Жестяного рынка, наверно, уже греют руки у керосинок и кряхтят… Осталось всего несколько часов, чтобы продать птицу, купить лошадь, нож и исчезнуть. Потом убийцы возобновят охоту. Но к тому времени он проедет верхом через Врата Призраков, повернет на юг… и никогда больше не увидит этих мест.

Птица зашевелилась. Сначала Ретцу показалось, что она вот-вот оторвется от постамента из черного дерева, на котором была закреплена. Потом он почувствовал резкую боль в правой ладони. Он вскинул глаза. Птица ожила и яростно рванулась у него из рук. Потом замерла, склонила голову набок и смерила его холодным жестким взглядом. Ей удалось высвободить одно крыло, потом другое, и она удвоила усилия. Ретц сумел продержаться еще секунду или две, а потом, с ужасом и отвращением вскрикнув, выпустил ее и отшатнулся, стискивая разодранные руки. При этом он обо что-то споткнулся, упал и увидел прямо перед собой голубые, точно фарфоровые, глаза старика.

— Убирайся из моего дома! — закричал старик. — Я достаточно тебя терпел!

Тем временем птица торжествующе взмыла в воздух и закружила по комнате. Она билась о стены и истошно кричала, ее медно-красные перья то и дело вспыхивали. Коты испуганно забились под буфет.

— Помогите! — взмолился Ретц. — Этот орел живой!

Но старик, лежа на полу, словно парализованный, лишь сурово поджал губы и ответил:

— Ты сам виноват.

Ретц поднялся и попытался пересечь комнату и подойти к двери, ведущей на лестницу. Но птица, которая только что, как безумная, атаковала собственную тень на стене, стремительно впилась ему в лицо, целя в глаза и раздирая когтями шею и грудь. Мальчишка закричал. Он оторвал птицу и швырнул ее об стену, где она затрепыхалась, словно на миг потеряв ориентацию, а потом бросилась за одним из котов. Потрясенный, Ретц некоторое время наблюдал за происходящий. Потом, прижав руки к окровавленному лицу, он бросился прочь из комнаты, вниз по узкой лестнице, обратно во двор. Дверь громко захлопнулась у него за спиной.

Все еще было темно.

Сидя на пороге, Ретц осторожно ощупал шею, чтобы определить, насколько серьезно он ранен. Его трясло. Да, это не просто царапины. Над его головой все еще раздавались вопли запертой в комнате птицы и хлопанье крыльев. Если она вырвется на свободу, то непременно его найдет. Как только кровь остановилась, он, дрожа, пересек внутренний двор и через арку вышел на улицу. Это место было ему незнакомо.