Норма Найт: Феномен хищника

-«Я не знаю, останусь ли здесь. Пока мне не очень-то нравится… Если ты знаешь, как человек может идти под землёй и долго не встречать много горилл, как уйти совсем далеко, туда, где нет метро, и наверху не живут гориллы – я уйду туда, чтобы жить там».

Поясняя эту длинную мысль, человек в чужом теле представил южнорусскую лесостепь, реки, солнце, и свежий воздух…

-«Уйдешь и никогда не вернёшься? А там, где наверху не живут гориллы, есть другая еда?»

-«Есть. Растения, другие животные, птицы».

-«Другие животные – собаки?» – ощерилась Лариска, скрежетнула зубами, хвост её метнулся из стороны в сторону, негромко стукнул по стене.

-«Не только собаки, другие животные».

-«Не гориллы и не собаки. Не знаю других животных. «Птицы» – это что значит?»

-«Они летают в небе…»

-«… И бросают на землю огонь? Знаю. Большое быстрое железо, его нельзя есть!»

-«Нет, я про других. Они живые, есть можно. Намного меньше размером, а на землю бросают разве что дерьмо, да и то, к счастью, немного». Ещё небольшая пауза…

-«Все ваши умеют говорить мыслями?» – поинтересовался гость из другого мира.

-«Пока немногие, но с каждым приплодом их становится больше».

Чувствовалось – Лариска двойственно относится к факту увеличения численности разумных сородичей. Вроде бы, будет с кем пообщаться, зато, разумные станут опаснее…

-«А как изменяются гориллы… с каждым приплодом?» Лариска на секунду задумалась.

-«Их стаи становятся крупнее… но количество стай уменьшается».

Напоследок всхрапнув, хозяин каптёрки дёрнул бородой, и открыл глаза. Зыркнул туда-сюда, оценивая обстановку.

-Ну што, Ларишка, ешть хочешь, – дед уловил настойчивую мысль своей бесценной союзницы.

Крыса возбуждённо пискнула, волной плеснулась от неё эмоция радостного предвкушения. Виктор тоже не возражал бы что-нибудь срубать, но ещё сильнее его мучила жажда, потому первым делом он постарался узнать о воде.

-Воды в метро навалом, – невесело отозвался старик. –Вот только чиштую поишкать надо. Река далеко, поэтому у нас шелая шиштема. Шначала нюхаем, какой рушей меньше воняет, потом фильтруем, потом таблетку дежинфекшионную брошаем.

Пространно отвечая на короткий вопрос, хозяин тем временем шарил рукой под лежаком.

-Раньше уголь был. Кипятили. Потом кончилша, выбрали весь, а новой ямы не нашли.

Добыв, наконец, алюминиевую завинчивающуюся фляжку, дед нацедил в железную кружку полстакана, протянул.

-Тебя, шпашительница, жвать-то как? А то на «девушку» ты, вроде, обижаешша… И то правда – вон, какая боевая. И штрога не по-годам.

-Звать меня Диксон, – медленно выговорил майор, всё ещё не привыкший к звуку собственного голоса.

Не то, чтобы он был пискляво-девчоночий, но… всё равно, какой-то не мужской!

-Дикшон? Хм… – старик пожевал губами, задумался. –Когда-то я шлышал такое имя… до Падения Кометы.

-А тебя, дед, как звать?

-Да так и жови, Дедом. Дед я и ешть, помирать уж пора…

Глотнув из кружки, Виктор приложил определенные усилия, чтобы не сморщиться. «Кин-Дза-Дза» какая-то… Планета Плюк. Или «Глюк». Лучше бы второе, но с каждым часом надежд на этот вариант всё меньше».

Путешественнику во времени Бог нынче послал в виде пайка консервы «Завтрак туриста». Наклейка хорошо знакомая по прежним временам, сообщала всем желающим, что жестяная банка содержит «рыбокрупяной фарш в томатном соусе», и цена его – «35 коп». На дату изготовления и срок годности Виктор предпочёл не смотреть, выбора всё равно не было.

«Завтрак» поровну разделили на троих. Наевшись, Лариска немедленно начала коротко, отрывисто икать, заметно подёргиваясь при этом. Поймав на себе взгляд нового человека, крыса подумала:

-«Это у меня всегда. Ничего страшного, просто воздуха наглоталась».

Майор кивнул. «Фарш» не показался ему вкусным, хотя дед с Лариской лопали – за уши не оторвать.

Как выяснилось из послеобеденной беседы, сегодня дед ходил «на охоту», чтобы пополнить запас патронов. Всю свою жизнь «после Падения Кометы» он жил на этой станции метро, запустевшей, как и всё в городе, лишённом энергии, а потом и разумных людей. Вначале обживал подземные тоннели с отцом, электриком метрополитена, а через двенадцать лет, когда отец умер от полученной в перестрелке раны, обитал под землёй уже в полном одиночестве.

С самых первых месяцев добровольного заточения борясь со скукой, а не только по необходимости, подросток по подземным коммуникациям, изученным уже как свои пять пальцев, поднимался по одной из вентиляционных шахт. Через щели воздухозаборников они с отцом по очереди наблюдали за жизнью «горилл» – так назвали быстро мутировавших постлюдей. Выбрав момент, отец из СВД подстреливал одинокого дикаря с оружием, затем выбирался наружу – и подбирал автомат. По прошествии десятилетий на подземном складе скопилось довольно много разных стволов под 7,62-миллиметровый патрон.