Михаил Ахманов - Океаны Айдена

— Но… но что Аррах Эльс бар Ригон, нобиль Айдена, понимает в таких вещах? Или отец говорил тебе?..

Одинцов вздохнул и покачал головой:

— Не Аррах, не Эльс и не бар Ригон, мое сердце, хотя ты можешь звать меня всеми этими именами. Я понял, что ты делаешь.

— Не Аррах? Но кто же?

Он склонился над девушкой и нежно поцеловал ее. Губы Найлы чуть шевельнулись — она ответила.

— Какое это имеет значение, малышка? Особенно теперь…

Неожиданно Одинцов почувствовал, как что-то мокрое течет по щекам. Ветры Хайры! Он не плакал уже много, много лет!

— Скажи, — его рука снова сжала тонкие пальцы девушки, — что я могу сделать для тебя?

— Ничего, мой Рахи… мой Эльс… мой загадочный странник… Ты все уже сделал. Ты любил меня.

— Но… — Одинцов попытался приподнять ее за плечи, и Найла вскрикнула.

— Нет! Не надо! У меня перебит позвоночник, Эльс… я буду звать тебя так, как раньше… Даже наши целители, — ее рука дрогнула, словно она хотела показать на юг, — даже они мне бы не помогли, только подарили бы безболезненную смерть… — Голос Найлы вдруг окреп. — Но умереть быстро я бы и сама сумела. Я надеялась, что дождусь тебя. И дождалась!

— Как ты? — Одинцов снова склонился над ней, скользнув губами по нежной коже щеки, лаская ямочки, которые так любил целовать.

— Сейчас ты помог мне. Я локализовала очаги боли, отключила их. Мы умеем это делать… — Она помолчала. — Хочешь что-нибудь спросить, милый?

— Кто же послал тебя мне навстречу? Такую юную, беззащитную… Сколько тебе лет? Восемнадцать? Двадцать?

Она чуть заметно улыбнулась — отблеск прежнего милого кокетства на бледных губах.

— Нет, не так мало… но и не так много, как ты мог бы подумать… И я совсем не слабая! — В черных глазах мелькнул огонек интереса. — А сколько лет тебе? Двадцать четыре? Двадцать пять?

— Намного больше, моя девочка. Пусть совесть тебя не мучает — ты соблазнила не зеленого мальчишку.

— Я чувствовала это… я не могла понять… даже пугалась… Такая разница между внешностью и тем, что внутри… Словно в твоем теле другой человек, более зрелый…

— Не будем об этом, малышка. Скажи, что и как передать твоим на Юг?

— Как? Только с помощью опознавателя. На «Катрейе» нет ни одного прибора. Нет источников силы, энергии… Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Понимаю. И знаю, что ты сказала правду.

Ресницы Найлы опустились, легли темными полукружьями на бледные щеки.

— Как странно… — задумчиво произнесла она. — Мы будто заново знакомимся друг с другом… мы, делившие постель столько раз! Так много хочется сказать — и так мало времени!

— Скажи главное, девочка.

— Главное? Главное совсем не то, что меня послали следить за тобой, узнать, каков сын старого Асруда. Главное, что я тебя полюбила, Эльс… мой первый, мой единственный… Скажи, что ты ищешь на Юге? — внезапно спросила она.

Одинцов выпрямил спину. Сейчас он не мигая смотрел на восходившее солнце, чей диск залил алой кровью облака на востоке.

— Не знаю, — наконец признался он. — Тайны всегда влекли меня… Наверное, это я ищу — разгадку тайны. Рай Божий, царство светлого Айдена, где все довольны и счастливы, не для меня. Там я уже побывал. Может, у вас получилось, не знаю… У нас не вышло.

Найла улыбнулась:

— У вас? Где — у вас, Эльс?

Одинцов безмолвствовал.

— Ладно, — сказала она, — я и так знаю, что в раю ты не уживешься. Но в этом ли дело? Все равно, спасибо богам Айдена, Ксама и Калитана, что я тебя встретила.

— Калитана? Значит, ты родом оттуда?

— Не совсем. Ты же сам сказал — колдунья с Юга… не очень умелая, раз ты раскусил меня так быстро. Но все, что я рассказывала тебе про Калитан, — правда. Ну, почти правда… кроме истории, как я очутилась в Потоке.

Внезапно судорога исказила ее лицо, и Найла произнесла — быстро, сбивчиво:

— Эльс, блокада кончается… Я ухожу, милый… Запомни: опознаватель, твой фатр… нажми четыре раза… в такт вдохам… два вдоха пропусти… снова нажми два раза… Это сигнал, просьба о помощи… За тобой прилетят… — Слова торопливо текли с ее губ, кожа посерела, в уголках рта снова показались алые пузырьки. — И скажи им, что ты был со мной до самого конца… что я умерла счастливой… — Пальцы Найлы в предсмертной агонии скребли палубу, гладкие доски дерева тум, побуревшие от ее крови. — Эльс… Рахи… прощай, любимый…

Одинцов поднялся и вытер глаза. Он смотрел на тело девушки, лежавшее у его ног, и давний сон промелькнул перед его застывшим взглядом. Найла, мертвая, вот так же скорченная, выплывает из мерзкой жидкости, кипящей в полумраке пещеры, а над ней приплясывает торжествующий Бур.