Михаил Ахманов - Океаны Айдена

Пока эти мысли мелькали в голове Одинцова, шеф, по-прежнему сидя на корточках, с любопытством озирался. Он осмотрел связанную Найлу, бросил опасливый взгляд на приоткрытую дверь и стал изучать ремни, столб и лежавшее грудой оружие. Наконец хмыкнул и произнес:

— Выглядишь ты неплохо, Один. Помолодел лет на двадцать, загорел, окреп… Но обстановка здесь странная, очень странная. Вроде бы с тобой не все в порядке, а? Попал, как кур в ощип?

— Ни в малейшей степени! — заверил начальника Одинцов. — Понимаешь, Борисыч, народ тут южный, горячий… Собрались меня чуть-чуть кастрировать… так, милая шутка, не больше.

— Это что, армейский юмор? — Шахов, кряхтя, поднялся. — Чем кастрировать-то хотят? Этой вот железкой? — Он небрежно подтолкнул меч ногой, и Одинцов кивнул. — Из-за нее? — Теперь генерал покосился на девушку, все еще пребывавшую без сознания.

— Не совсем. Она здесь на сладкое, будет жертвой насилия, — пояснил Одинцов и добавил: — Тут простые нравы, товарищ генерал. Примерно как в Анголе или Сомали: мужиков к стенке, баб в койку, добро, что плохо лежит, в свой сундук.

— А мне доложили, что здесь рай. Теплое море и небо в звездах… пальмы тоже, наверное, есть… девочки имеются, сам вижу… — Шахов снова уставился на Найлу. Даже в беспамятстве она выглядела очень импозантно.

— Моря, неба и звезд сколько угодно, Сергей Борисыч, и пальмы тоже найдутся, — сказал Одинцов. — Но ты ведь сюда не на отдых явился, верно? Я так думаю, что с ревизией?

— С ревизией, — подтвердил генерал. — Ты, Георгий, развлекаешься с красотками, а у нас план горит и с финансами проблемы. Десять месяцев с запуска прошло, даже больше! А что мне в отчете писать? Что, я тебя спрашиваю?

Но этот вопрос был, видимо, риторическим. Не дожидаясь ответа, потирая то плечо, то поясницу, генерал принялся вышагивать от стены к стене, смешно выбрасывая ноги, — тело ему досталось крупное, с длинными конечностями. Постепенно движения Шахова стали более уверенными, жесты — более плавными, адаптация протекала нормально. Через несколько минут он остановился перед Одинцовым и, склонив голову к плечу, начал его разглядывать.

— Кажется, я поторопился, — заявил он. — Еще немного, и мы встретились бы на Земле, в более привычной обстановке. Полагаю, ты ведь не стал бы ждать этой… хм-м… операции?

— Конечно, нет. Я был уже на полпути домой, когда ты свалился мне под ноги, — с мстительным удовлетворением произнес Одинцов. — Ну, теперь ты здесь, Борисыч, и операция отменяется. Теперь я могу остаться. А из-за отчета не тревожься, будет что в нем написать. Это я обещаю.

— Вот как? Посмотрим, посмотрим… — протянул генерал. — А кто же, собственно, хотел тебя того… слегка укоротить?

— Ты, Сергей Борисыч. Вернее, тот тип, чье тело ты оккупировал.

Вздрогнув, Шахов уставился на свою руку. Теперь он не пересчитывал пальцы, а просто разглядывал их — толстые, грязные, с обломанными ногтями. Потом он наклонил голову, обозрел мощную волосатую грудь, мускулистый живот, ремень с длинным медным кинжалом, кильт из грубо выделанной кожи и торчащие из-под него могучие колонны ног. Внезапно он поднял глаза на Одинцова и тихо сказал:

— Георгий, я хочу увидеть его рожу… ну, этого… в кого я попал…

Одинцов широко ухмыльнулся:

— К твоему счастью зеркал тут не водится.

— Неужели? — Похоже, генерал был серьезно расстроен. — А ты вот как огурчик! Рост, выправка, физиономия благообразная… Хоть сейчас в Кремлевский полк! А со мною что? Совсем плохо, Один?

Одинцов закатил глаза.

— Плохо!.. — передразнил он Шахова. — Если бы плохо… Чудовищно, просто, чудовищно! Ну, предъявишь счет Виролайнену.

— А что с него взять? Он переслал меня в носителя, который поближе к тебе… Ладно! — Шахов махнул рукой. — В конце концов, я здесь не задержусь. Сейчас мы обсудим дисциплинарную проблему, и…

— Может, ты меня сперва развяжешь, Борисыч?

— Да, разумеется! Сейчас…

Он начал возиться за столбом, чертыхаясь и бормоча под нос: «Связали… и руки связали, и ноги… как придурки из ОМОНа… те тоже мастера вязать… Ну, навертели проклятых узлов!» Наконец Одинцов не выдержал и сказал:

— Слушай, Борисыч, у тебя там ножик на поясе. Возьми его и резани! Только поскорей!

Генерал принялся со скрипом перепиливать ремень. Освободившись, Одинцов подступил к нему вплотную, примерился и врезал прямым в челюсть. Потом развязал Найлу, уложил ее поудобнее и стал массировать запястья и лодыжки.

Когда он закончил с этим, Шахов как раз очнулся и сел.