Михаил Ахманов - Океаны Айдена

Шахов уныло кивнул. Кажется, он начал понимать всю удручающую безвыходность положения.

— Доверься моему чутью, — продолжал Одинцов. — Все пройдет без сучка, без задоринки… Через сорок минут будешь пить чай с лимоном в своем кабинете.

— Черт с ним, с чаем, — махнул рукой его шеф. — Ладно, попробуем… Что делать-то, Георгий? Как ты себе представляешь детали?

Одинцов задумчиво оглядел его физиономию, покрытую охрой и зеленой краской.

— Прежде всего вытри кровь… вот здесь… и здесь… — Шахов стал размазывать багровые потеки по лицу, отчего превратился совсем уж в жуткое чудище. Одинцов довольно кивнул: — Отлично! Теперь попробуй заглянуть в свою память… вернее, в память Канто. Язык тебе знаком? Этот шакалий вой, на котором общаются местные двуногие?

Генерал погрузился в глубокую задумчивость. Одинцов по личному опыту знал, что происходит в его голове. Стремительно восстанавливались нервные связи в мозгу, прокручивалась кинолента зрительных образов со звуковым и тактильным сопровождением, с ощущениями запаха и вкуса, вскрывались тайники памяти, рушились барьеры, ломались преграды. Разум Сергея Шахова, человека с планеты Земля, сливался с тем, что осталось от сознания Канто, вождя дикарей с острова Гартор.

Генерал поднял голову. В его глазах светились изумление.

— Знаешь, Один, кажется, я могу говорить на их языке… — Он пробормотал несколько фраз, то взревывая, то взлаивая, то хрипя, точно астматик. — И я многое помню из того, что случилось с этим типом… Пожалуй, мысль выпустить тебе кишки, мне уже не так противна.

— Ну, на это не рассчитывай, — сказал Одинцов. — Я буду счастлив, если ты продержишься десять минут. Публика должна получить удовольствие, а я — славу и перья вождя.

— Десять минут я тебе гарантирую. — Шахов усмехнулся, и вдруг его улыбка перешла в свирепый оскал.

— Замечательно, Борисыч! У тебя талант!

Генерал стукнул в грудь кулаком и испустил рычание. Глаза Одинцова сверкнули, его план прямо на ходу обрастал деталями. Полоснув кинжалом по запястью, он сбросил кожаный колет и принялся размазывать кровь по щекам, груди и плечам. Через минуту он выглядел как жертва самых изощренных пыток. Затем, схватив Шахова за руку, он потащил его к дверям.

— Теперь, Борисыч, рявкни пару раз. Да погромче, генеральским басом, чтобы услышали метров за сто.

Некоторое время они развлекались от души: Шахов, напрягая глотку, ревел, как атакующий слон, Одинцов в промежутках испускал страшные стоны, в которых звучала неподдельная мука. Потом он подтолкнул начальника к дверям:

— Думаю, зрители уже собрались. Теперь твой сольный выход, Сергей Борисыч. Скажи им что-нибудь вдохновляющее.

Шахов набрал в грудь воздуха, расправил плечи и шагнул наружу. Вид у него был величественный и грозный, как и положено генералу, прибывшему с ревизией. Притаившись у двери, Одинцов расслышал мужские голоса и крики женщин, потом все покрыл басистый рык Канто Рваное Ухо. Говорил он горячо и долго, словно речь на партсобрании держал, наконец раздались выкрики и громоподобный гогот — толпа осталась довольна.

— Ну что? — с любопытством спросил Одинцов, когда его гость, стащив головной убор вождя и вытирая пот, перешагнул порог. — Чем ты их развеселил?

— Я сказал, что развлекся с мужиком и сейчас буду насиловать девицу. Велел не мешать. Еще пообещал спектакль — поединок с пленником за пост вождя. Они восприняли это как хорошую шутку! — Генерал поднял глаза к потолку и мечтательно протянул: — Ах, Один, Один… Как просто тут решаются проблемы! Ни отчетов, ни ценных указаний из Москвы, ни финансовых вопросов, ни Виролайнена с его идеями…

— Теперь ты понимаешь, отчего я не желаю возвращаться, — сказал Одинцов, поглядывая на распростертую под стеной Найлу. Странный сон! Даже их рев ее не разбудил! Но сейчас хорошо бы ей проснуться и испустить пару-другую воплей… С другой стороны, может, и лучше, что девочка отключилась. Они с Шаховым говорили на русском, что могло вызвать ненужные расспросы. Найла была любопытной малышкой.

— Как ты думаешь, Борисыч, сколько должен длиться акт насилия? — спросил он.

Генерал пожал плечами.

— Нет у меня такого опыта, Георгий, но полагаю, что пяти минут достаточно. Эта скотина Канто не будет с бабой времени терять, он жаждет крови — твоей крови, полковник, — больше, чем любовных утех. И потом… потом надо поторапливаться. Я чаю хочу. С коньяком и лимоном!

Они подождали нужное время. Шахов-Канто иногда взревывал, Одинцов пытался имитировать женский стон. Получилось у него не очень натурально, что-то среднее между хохотом гиены и козлиным блеяньем, так что он своих попыток не возобновлял. Наконец, в соответствии со сценарием, генерал вынес арбалет и прочее снаряжение Одинцова и свалил у входа в хижину. Потом вытащил пленника за ремень на шее. Одинцов, окровавленный и ссутулившийся, выглядел самым жалким образом. Клинок бар Ригона торчал у него за отворотом сапога.