Михаил Ахманов - Путь на юг

Постепенно в нем зрело убеждение, что ни богато убранная спальня, ни красавица, лежавшая рядом, ни весь огромный мир, простиравшийся за окном, не подскажут ответ. То, что он искал, было в нем самом. И едва он понял это, как память откликнулась мыслью: вернуться! Он должен вернуться! А для этого…

Одинцов вскочил, словно отпущенная пружина. Дьявол! Чуть не попался! Хорошую же шутку решил сыграть с ним Виролайнен, прижги ему Шебрет задницу своей молнией! Он бросил затравленный взгляд по сторонам – мир Айдена, уже было дрогнувший и начавший расплываться, вновь стал обретать плоть, вкус и запах. Но в собственном разуме Одинцов чувствовал нечто странное… некий провал, разверзнувшуюся пропасть, которая вдруг начала стремительно наполняться, когда с самого ее дна сильно и мощно ударили ключи воспоминаний.

Покачнувшись, Одинцов опустился в хрупкое кресло, скрипнувшее под его тяжестью. Что происходило с ним? Что натворил проклятый старый пень? На мгновение ему показалось, что сознание раздваивается: он был Георгием Одинцовым с планеты Земля, полковником в отставке, обитавшим в мире компьютеров, ядерных бомб, спутников, телевидения и ограниченной, но вполне приемлемой демократии; и он был Аррахом бар Ригоном, молодым нобилем империи Айден, мастером клинка, сардаром столичной гвардии, наследником славы и богатств древнего феодального рода. Затем мир внутренний пришел в равновесие с миром внешним, Одинцов, разведчик с планеты Земля, очнулся там, где ему и полагалось сейчас быть, – в опочивальне возлюбленной Лидор, в Тагре, в реальности Айдена.

Он был Одинцовым и остался Одинцовым. Память, опыт, умения, характер – весь неощутимый багаж, взятый им с собой в это странствие, находился на месте; ничего не похищено, ничего не пропало, не позабылось, не исчезло. Гипнотическое внушение, цель которого была столь очевидна, не затронула личности Одинцова. И тем не менее жестокий эксперимент, только что учиненный над ним, не остался без последствий. Другое дело, что последствия эти касались Арраха Эльса бар Ригона.

Удар, нанесенный Виролайненом, едва не поразил намеченную цель.

Но за первой мишенью, столь своевременно убранной Одинцовым из-под обстрела, находилась вторая, и ее яркие круги были нарисованы прямо на воротах, в которые он с таким упорством ломился с первого дня появления в Айдене, с той самой минуты, когда тяжелый сапог аларха Рата пробудил его на палубе. Внезапно он понял, что сейчас ворота широко распахнуты, и память Рахи, надежно скрытая за этой преградой, простирается перед его мысленным взором, словно развернутая книга, словно длинный свиток пергамента, который он мог просматривать из конца в конец. Правда, многие места этой рукописи казались словно подернутыми туманом, но тем не менее материала для исследования было предостаточно. Торопливо и жадно Одинцов погрузился в этот манускрипт, лихорадочно пролистывая страницы, выхватывая здесь слово, тут – фразу, там – целый абзац.

Увы! Ничего ясного, определенного, никаких четких указаний в той части, которая интересовала его больше всего. Этот старый Асруд умел хранить свои тайны! Даже от собственного сына и наследника! Впрочем, кое-что ему удалось выудить. Намек, жест, многозначительное молчание, взгляд… Того, что по молодости и глупости не понимал Рахи, для человека опытного вполне хватало, чтобы добраться до конца клубка. Теперь Одинцов догадывался, что разыскивал Вик Матуш, шпион бар Савалта, бродя ночами в переходах и коридорах огромного замка.

Дверь! Он искал дверь, к которой подошел бы похищенный ключ!

Сжигаемый нетерпением и любопытством, Одинцов поднялся. Теперь он знал, где находится эта дверь, и чувствовал, что должен торопиться; он не был уверен, что сумеет противостоять новой атаке, которая, вероятней всего, состоится следующей ночью. Он испытывал сейчас ощущения мальчишки, разведавшего, где мать прячет варенье; он уже тянул к вожделенной банке трясущиеся руки, в любую секунду ожидая строгого окрика. Но нет, он не позволит этой ложке сладкого проехать мимо рта! Теперь, когда он наконец подобрал ключик к дверце родительского буфета!

Натянув тунику, Одинцов на цыпочках приблизился к низкой широкой постели и с минуту глядел на Лидор. Его принцесса-златовласка… Веки сомкнуты, пунцовый рот приоткрыт, дыхание едва заметно колышет грудь… Хорошо, что он уходит вот так, неожиданно и без объяснений. Впрочем, Лидор не стала бы ему препятствовать ни в чем; она приняла бы как должное любое из его решений. И она будет ждать – ждать, пока над Айденом светит оранжевое солнце и восходят по ночам луны, серебряный Баст и золотистый Кром. В этом Одинцов был уверен.