Вячеслав Шалыгин: Перебежчик

— Я и сам хотел просить у тебя прошения…

— Извиняюсь, что как всегда не вовремя, — нарочито бодрым тоном произнес вынырнувший из толпы Борис.

— Да, простите нас, — мягким бархатистым голоском проворковала какая-то девушка.

Грин обернулся. Рядом действительно стоял Боря, который держал за талию, наверное, чтобы не унесло людским потоком, очаровательную блондинку лет семнадцати. Оба смотрели на Грина и Вику как начинающие актеры, приготовившие забавный, по их мнению, розыгрыш. Лукаво, но немного наивно.

— Наш пострел везде поспел, — Грин усмехнулся. — Час, как из вражеского тыла, и уже с поклонницей? Боря, ты меня удивляешь.

«Сейчас еще сильнее удивлю, — вдруг прозвучал в голове у Грина голос извне. — Давай знакомиться вживую. Как тебе фокус? Зачетный?»

«Боря, тво-о-ю-ю мать! „Голос извне“?! Это все время был ты?!»

«Не выражайтесь при дамах, Грин, — строго одернула его провидица. — Что за воспитание у вас?»

«Мы договорились — до завтра ни слова в мысленном эфире, — напомнил Филипп. — Вы обещали».

— Да, простите, Филипп, не сдержала обещания, — с улыбкой сказала блондинка и протянула руку. — Юля.

— Филипп, — у Грина отвисла челюсть. — Это вы… «провидица»?

«Я, Филипп, я. А почему вы так удивлены?»

— Ой, а я вас знаю, — вдруг сказала Вика и слабо улыбнулась Юле. — Только не припомню, откуда?

— Из предвидения, дорогая, — провидица тоже улыбнулась. — И из мысленных бесед. У нас это часто бывает.

— Честно признаюсь, я представлял вас другими, — также с улыбкой глядя на «голос извне» и «провидицу», сказал Грин.

— Меня ты представлял немолодой мужеподобной брюнеткой, просиживающей в темном будуаре с картами Таро в руках и с вечной папиросой в зубах, — провидица чуть склонила белокурую головку набок и хитро взглянула на Фила. — Так?

— Что-то в этом роде, — Грин окинул ее взглядом. — Что ты совсем юная да еще красавица-блондинка, я, честно говоря, не мог и предположить.

— И все-таки ты тормоз, Грин, — вздохнул голос извне. — Как могла она быть немолодой, если индиго начали рождаться только после 1986 года? Нет, с точки зрения подростков, и тридцатилетние уже старики, но ты-то не юноша.

— Боря, отстань от него, — попросила Вика. — Ты, вообще, что здесь забыл?

— Это не просто Боря, — Грин усмехнулся. — Это мое второе «я»… тщательно скрывавшее свое истинное лицо вплоть до последнего момента. Во Дворце-то уже мог бы признаться.

Фил укоризненно взглянул на Бориса.

— А спецэффекты? — Боря усмехнулся. — Не-ет. Мы с Юлечкой давно договорились, сразу после того, как ты ее впервые брюнетистой гадалкой себе представил, появимся вместе. Вот мы ржали…

— Смеялись, — строго поправила Бориса Юлечка.

— Ну да. Короче, решили ошарашивать так ошарашивать.

— Я не все пока понимаю, но рада, что мы теперь друзья, — сказала Вика. — Или как?

— Помнишь, во время моей казни тебя поддерживал мысленный голос? — спросил Грин.

— Я… не хочу все это вспоминать, Фил… — Вика отвела взгляд.

— Расслабься, все в прошлом. Так вот, это была Юля. А Боря еще раньше, в декабре двенадцатого, подсказал тебе, что надо спрятаться от патруля в люке.

— И насчет потайной дверцы за зеркалом, помнишь, это я тебе подсказывал, — добавил Борис.

— Люди, что вы такое говорите?! — удивилась Вика. — Все это были мои фантазии!

— И откуда мы о них знаем?

— Да откуда угодно! Например… — Вика осеклась. — А действительно, откуда?

— Вот! — торжественно заявил Боря и поднял кверху указательный палец. — Мы с Юлей пойдем в штабной вагончик, генерал там ящик коньяка выставил, а вы отдохните, файлами обменяйтесь, глядишь, и придет понимание. Ну и тоже приходите.

— Понимание чего? — Вика нахмурилась. — Что я теперь такая же шиза, как Грин?

— Не-ет, — Боря усмехнулся. — Это, например, генерал Алексеев и Учитель теперь шизы, а мы теперь норма. От нашей печки все будут плясать. Догоняешь?

— Пока не очень. Так что лучше пусть, действительно, Грин объяснит. Из тебя, Боря, рассказчик, как из меня математик.

— Я объясню, — Фил обнял Вику. — Вечерком. А ты, Боря, прикуси язык, второй раз тебе говорю. Третьего предупреждения не будет, просто дам по шее.

— А чего я сказал? — включил дурачка Борис. — Насчет чего я должен прикусить язык?

— Насчет того, кто теперь норма, а кто нет. Это все, между прочим, серьезно. Настоящая проблема вырисовывается. Вот сейчас уляжется ажиотаж, пройдет эйфория. Как мы будем налаживать новую жизнь бок о бок с обычными людьми? Ведь фактически теперь в роли сверхлюдей, то есть почти чужаков, выступим мы, освободители-индиго.