— Может, — согласился Круз и, вздохнув, пошел за девицей.
Пожалел, что трость не прихватил с собой. Не то чтобы прихрамывалось, но на ухабах здешних поспокойнее. Сколько раз твердил: хоть щебенкой засыпьте, тоже мне, матерь городов! Где там. Впрочем, за квартал от больницы все было вылизано, вычищено и приведено в сверкающее совершенство. Стены пятиэтажек сверкают кафелем, вместо асфальта под ногами — белейший кварцит. Деревья, кустики, травка — выстрижено, уровнено. Белый дворец Инты. А девица-то как приосанилась. В святая святых идем, вотчину старого козла, все никак не откоптящего. Два месяца с детьми не был, так вот — не иначе очередной раз вздумалось подыхать среди обеда!
Но на этот раз оказалось серьезно. Дан лежал в постели посреди безукоризненно белой палаты — единственным грязным пятном. Шевелил посеревшими губами, глядел в потолок. Чуть улыбнулся, завидев Круза.
— Извини, что оторвал… но кроме тебя, не с кем… столько раз тебя попусту звал, а вот теперь, видишь…
— Я вижу, — ответил Круз. — Здравствуй, Дан. Что я могу для тебя сделать?
— Выслушать.
— Хорошо, я слушаю.
— Я виноват перед тобой, Андрей. Я звал тебя… сулил, вымогал обещания…
— Извини, это я слушать не хочу. Ты не передо мной виноват.
— Перед кем же?
— А ты до сих пор не понял? Тьфу ты! — Круз сплюнул в сердцах. — Не понял, во что превратил этот мир? Ты еще гордился, что твой дед кого-то там взрывал в сорок четвертом!
— Андрей, ты все такой же, — Дан попытался улыбнуться, и по седой щетине поползла слюна. — Рубишь сплеча, не глядя. Я этот мир спас.
— По мне, ей-богу, лучше б и не знать такого мира, и слыхом не слыхивать. Мечта Розенберга. Сверхарии арктогеи.
— Тебе никогда не казалось, Андрей, что в этой теории есть зерно истины, которое мы сейчас и видим, — сказал Дан по-немецки — и снова, как раньше, голос зазвучал сухо и сильно. — Холод очищает людей и землю. Разве я виноват в том, что рожденные на подлинном севере, за полярным кругом, сильнее и умнее тех, кого спасла от счастливой дремы моя вакцина?
— А белый храм чистой крови, посвящения, ночное блядство при факелах — в этом тоже не виноват?
— Нет. Я этим горжусь. Только такой, как ты, мог не понять, что люди скатились уже за феодализм. Открой глаза, Андрей. Паровозы, автоматы и генераторы выжили, а ум, который их родил, — уже нет. Ты, Андрей, даже не феодальный барон — ты вождь союза племен, которому долгой мучительно подниматься до настоящего феодализма. Смешно, правда? Человечество, измельчав, само пришло к устройству, соответствующему нынешнему размеру. Именно я, а не ты это устройство помог укрепить. Я создал. Я дал веру, обряд и смысл. А ты — всего лишь вояка. Я…
Дан задергался, хрипло перхая, выбрызнул кровавые пузыри.
— Извини, — прошептал по-русски. — Мне уже скоро. Обещай мне…
— Не буду, — сказал Круз. — Хватит. Я тебе сам пообещаю — что твой дерьмовый порядок будет стоять, пока я жив. И постараюсь, чтобы стоял и после. Чего уж тут — если сам строить и выбирать не умею, какого хера пенять, если выбирают за меня? Помирай спокойно.
— Спасибо, Андрей. Спасибо.
— Пожалуйста, — ответил Круз и пошел прочь.
За дверью уже ждали Дановы девицы — как на подбор, фигуристые, длинноногие. Заходя, сбрасывали халатики и нагими подходили к умирающему. Круз плюнул снова и пошел, раздумывая, что делать с толпой никчемных развратных девок после Дановой смерти. И не выгонишь ведь запросто — кому вакцину делать? Хватило бы двух, от силы трех, бурду эту варить. А тут две дюжины — ни рожать, ни пахать. Преемственность знания, етит твою. Нагулялся под старость, козлина. Дворец жизни.
Всегда ведь так: только думаешь, что жизнь оседлал и направил, а глядь — она уже через канаву и в курятник. И когда это Инту стали звать Святым городом? И когда делить принялись на «чистую» и «снулую» кровь?
Обеденный зал уже опустел. Над объедками и тарелками сидела одна Аделина и равнодушно хлебала чай.
— Сдох? — спросила, не глядя.
— Живой еще. Но недолго.
— Скорей бы. Вот ты, Андрей Петрович, в бегах весь, командуешь, а мне тут его терпи и блядей евонных. Они же не слушают ничего, курвы белые! Сопливка такая, не родила никого, а мне указывает!
— Пусть балуют. Не трогай — обученные они. Вакцину делать будут. Чтоб приструнить — требуй рожать. Или дай им в начальники женсоветскую. Увидишь — без Дана они передерутся и сами за помощью побегут. А на случай чего — я своих лекарей отправлял к Дану, учиться. Они знают, как вакцину делать. Так что если девки эти встанут криво — по сусалам их!
Читать дальше