Дмитрий Могилевцев - Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза

Потом Круз с Даном говорили перед стариками про жизнь и смерть людей в далеких странах, про поиски изначальной хвори, чтоб сделать лекарство, спасти всех. Старики слушали равнодушно. Затем наистарейший, Василий Ширяев, лысый и рябой, с руками, скрученными из вен, отпил чифиря из общей кружки и объявил — скрипуче, тяжко, будто высвобождал ржавое из кряжа:

— Это правда — мы медленно умираем. В детях — порча. Оленные скоро не смогут давать нам женщин. Идите, ищите лекарство. С вами пойдут наши щенки. Помогут и посмотрят. Как вам такой расклад, кореша?

Старики отпивали по очереди из кружки и кивали.

Через месяц Круз, Михай, Дан с Хуком и четверо щенков ушли из Мурманска на том самом траулере — с изрешеченной надстройкой, с кровью, замерзшей на палубе. Возвращаться в Давос захотел Дан — память об отчаянии покинула его на удивление быстро, и он снова забормотал про секрет северной крови, про анализы, тщательное исследование и секреты. А скорее всего, попросту захотел вернуться в свой мирок — уютный, обжитый и спокойный.

Траулера хватило до Орхуса — городишки на кончике Дании. Исчах перетруженный дизель. Сперва хотели ремонтировать, потом решили двигаться на машинах — тем более что щенки море возненавидели. Двух младших, Последыша со Следом, тошнило неделю напролет. А в Дании было безопасно и пусто. Команды из Давоса обшарили ее вдоль и поперек.

Добрались без стрельбы. Во Франции уже играла весна, сквозь растрескавшийся асфальт лезли цветы. А Давос встретил запахом свежего хлеба и вереницей разноцветных флагов на площади — как в прежние времена, когда был излюбленным местом съездов для толстосумов и политиков. Круз рассмеялся — хорошо вернуться домой!

Но скоро выяснилось, что домом это место можно назвать, лишь закрыв глаза и уши. Года не прошло, как от прежнего, рассчитанного на выживание устройства не осталось почти ничего. Втрое меньше стало тех, кто жил на налоксоне, и вовсе не осталось женщин, спасавшихся от счастья беременностями. Что, как, почему? Куда делись? Дан бегал сам не свой, кричал, размахивал руками. На него смотрели как на чокнутого. Какое — вымираем? Живем, и дети у нас. Зачем нам растения, жрут только и слюни пускают, да еще рожают таких же дебилов? Это чего мы не понимаем? Мы понимаем получше всяких шизиков бродячих, неспособных даже семью нормальную завести. Как — беззащитны? У нас есть мужчины, и оружие они умеют держать! К тому же дома сидят, а не бегают почем зря.

Вечером в Институте лавин, еще не превратившемся в склад мусора только из-за несчастной Митци, Круз с Даном пили виски и думали о будущем. Вместе с ними думала и Митци, захмелевшая с одного стакана и принявшаяся жаловаться на страшную судьбу. Эти тупые жирные коровы ничего не знают и знать не хотят! Здесь все летит в пропасть, все! Они же посты все оставили! Херр Круз, они солдат ваших отправили землю пахать! А меня считают полоумной дурой, перестали еду давать свежую. Говорят, чего нам пробирки твои, ты иди коров дои, если медсестрой быть не хочешь. Я — и доить коров? Медсестрой — подбирать их послед и резать пуповины? Я одна здесь еще храню науку! Ради вас, херр Дан, только ради вас!

— Нет, конечно нет, спасибо тебе, Митци, — говорил Дан, краснея и бледнея попеременно. — Я очень тебе благодарен, очень.

Митци плакала. Круз подавал ей салфетки, а после взялся проводить до комнаты. Проводил и пошел к Дану, додумывать о будущем. А Митци выпила для храбрости еще стакан виски, оделась в ночнушку и пошла желать Дану спокойной ночи. На лестнице ее встретил Левый, совершенно ошалевший от давосских нравов, подхватил, ночнушку задрал и, хохоча, принялся Митци округлять. На шум сбежались прочие щенки и тут же устроили спор — у кого больше раз получится? Митци ревела, визжала, царапалась, стонала — а потом расхохоталась.

Из-за щенков убраться из Давоса пришлось раньше, чем хотели. Те быстро смекнули, что настоящей власти и силы не осталось. Давос жил как в детском сне — беззаботно и нелепо. Пасли, растили, пекли, судачили, рожали. В штабном центре на столы ложилась пыль, листы радиожурнала валялись на полу — из них делали самолетики. Никто не держал вахту, не сидел на постах — к чему? Левый сказал, щурясь, как заправский пахан: «К тому, что пора лохов доить». И немедленно ухватил проходящую девицу за плотную сиську.

Дан лихорадочно анализировал, считал, копался в записях, а в свободное время утешал Митци, то плачущую без видимой причины, то хохочущую. Круз обходил своих солдат, распиханных по горным захолустьям, пытался выяснить, позвать, уговорить. Те пожимали плечами. Зачем срываться с места, куда? Женщины не так уж плохо все устроили. Никому мы не нужны, никто нас не станет воевать. Раньше не жизнь была, а казарма. К чему готовились, куда лезли? Долазились. Ну, нет худа без добра. Сейчас спокойно.