Дмитрий Силлов: Кровь охотника

Выбежав за территорию, я круто свернул в лес, подавляя острое желание переломить колени назад, встать на четвереньки и помчаться по следу на четырех лапах. Десны тоже ныли, грозя разродиться недетскими клыками, но искорка человеческого сознания еще тлела внутри меня, упрямо твердя, что автомат может оказаться эффективнее клыков, а ноги и руки, привычные к рукопашке, полезнее лап, которыми ранее пользоваться не доводилось.

Лапы громадных елей то и дело норовили хлестнуть меня по лицу, будто кошмарный сон и не думал кончаться. Но я с неожиданной для себя ловкостью уворачивался от игл, сучьев и узловатых корней, словно норовивших схватить меня за ноги. Можно было подумать, что я с детства только тем и занимался, что носился по густолесью, и теперь тело само знает, куда можно ступать, а куда не стоит. Как по надоевшей до чертиков полосе препятствий в свое время — вроде бы и опасно местами, но, когда все знаешь заранее, можно и не думать, тело само все сделает как надо…

Неожиданно лес расступился, словно нехотя уступая моему упрямству и открывая сокровенное.

Передо мной лежала поляна, почти идеально круглая, как будто кто специально выкорчевал вековые деревья, а после заровнял место и выжег землю, чтоб трава не росла. Возможно, так оно и было когда-то. Кто знает, сколько древних капищ проплешинами зияет в русских лесах. И почему их за столько времени не поглотила чаща — неведомо. Может, предки секрет какой знали, ныне забытый, но не растут в таких местах деревья и кусты. Лишь невысокая трава порой пробивается на них несмело, словно старые боги милостиво дозволяют лесу украсить зеленым ворсом свою исконную территорию.

Старый хозяин этого места был зол и любил кровь, желательно человечью. И вытекло ее здесь столько, что еще не одна сотня лет потребуется, чтобы хоть одна травинка выжила на отравленной почве. Все это я чуял остро, будто лесная поляна сама только что рассказала мне свою историю, пряча больные глаза за сморщенными веками.

А еще я чуял, что фигура человека в спецназовском камуфляже, прислонившаяся к дереву на другой стороне поляны, есть лишь оболочка. За которой скрывается концентрированная смерть, как за «рубашкой» «эфки» с выдернутой чекой.

На голове человека была надета «омоновка», оставляющая открытыми лишь глаза. Понятно, что этот тип ждал именно меня и скрывать лицо нужды не было, но, видать, в свое время он пересмотрел немало боевиков, заработав тем самым побочный эффект в виде любви к драматическим моментам.

Этой же нездоровой любовью можно было объяснить и его боевой нож, которым он лениво вычищал грязь из-под ногтей, и привязанную к дереву Маргариту, чье сердце находилось в опасной близости от клинка: одно движение — и всё… Судя по тому, как поднималась и опадала ее обнаженная грудь, девушка спала или была без сознания. Видимых повреждений на ее теле я не увидел, но зато почувствовал едва уловимый запах. Тот, с ножом, выковыривал из-под ногтей ее кровь , и я мысленно поклялся, что, если у меня будет хоть малейшая возможность «накинуть сотню» этому уроду около дерева, подыхать он будет медленно и очень нехорошо.

Я остановился, не сводя взгляда со знакомого «Шайтана» — кинжала российского спецназа с наборной кожаной рукоятью и клеймом в виде летучей мыши, парящей на фоне глобуса. Именно этот кинжал я видел в кабинете Вельского в руках у…

— Вспомнил, — усмехнулся Большой Грогги, снимая с головы «балаклаву». — Ты автомат-то брось, не нужен он тебе больше. Магазин отсоедини — и в кусты подальше. А автомат — в другую сторону. И не дури, одно лишнее движение — и девчонке конец.

Он недвусмысленно качнул клинком, едва не задев острием кожу на ее ребрах.

Выхода не было. Медленно, не делая резких движений, я отсоединил магазин своего «Вихря» и зашвырнул в чащу. Автомат полетел в другую сторону.

— Молодец! — похвалил меня вампир, продолжая поигрывать своим оружием в опасной близости от тела девушки. — Классный кинжал, верно? А знаешь, из чьей кожи рукоять набиралась?

Я молчал. Большой Грогги собрал все козыри и теперь мог глумиться вполне безнаказанно. До тех пор, пока острие его «Шайтана» смотрит в сердце Маргариты. Хотя… нет. И дальше ему тоже ничего не грозило. Потому что под струящимся по груди Маргариты водопадом золотых волос я разглядел белый ободок, охватывающий ее шею. Ошейник Крови… А над ним — две едва заметные точки.

— Представляешь, брыкалась, сучка, — удивленно покачал головой Грогги. — Проснулась — и сразу в драку. Ногтями, зубами — чем ни попадя. Хотя то, что зубами, оно и к лучшему. Правда, пришлось усмирить, перед тем как самому ее куснуть… Нет слов, хороша девка. Боевая и при этом не бой-баба, а прям красавица. Знаешь, до сих пор не пойму, что она в тебе нашла? Морда покоцанная, денег ноль, перспектив никаких — бомж, да и только.