Дмитрий Казаков - Идеальное отражение

Я освободился лишь на мгновение, но этого мгновения мне хватило, чтобы нажать на спусковой сенсор. Две пули вошли в шею бандита и почти отделили его голову от тела.

Скуливший находился там же, и я совершенно автоматически швырнул в его сторону гранату. Вспухло плазменное облако, летевшие к земле снежинки превратились в дождь, и мерзкий звук затих.

Переведя дух, я поднялся и отправился проинспектировать оплавленную воронку.

— Готов, — сказал я. — Но ты, брат Лис, сегодня уцелел только чудом. Будь он пошустрее…

Там, где вели бой Колючий и Синдбад, хлопали взрывы, пули с грохотом лупили по развалинам — веселье шло вовсю. Странно только, что оно шло так долго, разобраться с троицей лихих парней не так уж и сложно.

Но, оценив обстановку, я понял, в чём дело — парней стало не трое, а пятеро… нет, уже четверо.

— Вот морды, — пробурчал я. — Пять трупов, у нас ни одной царапины, а они всё наседают?

Но в этот момент уцелевшие бандиты решили, что с них и в самом деле достаточно. Ударили одновременно со всех стволов — просто так, неприцельно, и обратились в бегство. Один шлёпнулся на бегу, когда Синдбад срезал его из «карташа», четверым удалось смыться.

— Готово! — чуточку хвастливо воскликнул Колючий. — Мы показали грешникам, что такое гнев Божий!

— Эй-эй, дружище Иеровоам! — Я осуждающе покачал головой. — Ты больше не среди единоверцев!

Беглый праведник опустил голову и даже, кажется, покраснел.

10 февраля

Всё время, что мы шли от «художественного пятна» до улицы Маршала Бирюзова, снегопад потихоньку усиливался, пока не превратился в настоящую метель. Когда добрались до границы тамбура, время как раз перевалило за полночь, и столь насыщенное событиями девятое февраля сменилось десятым.

— Для начала поглядим, что происходит вокруг Курчатника, — сказал я.

Мы подобрались к границе кратера с северо-востока, залегли в развалинах на самом его краю, и я принялся сканировать его пологие, усеянные руинами склоны. Из показаний имплантов стало ясно, что в окрестностях людно — одиночка-сталкер на крыше института, ещё пятеро удаляются на юг, а трое, наоборот, подходят со стороны «Октябрьского поля».

— Обычный трафик во всей красе, — сообщил я спутникам. — Но ничего опасного вроде не видно.

Самое главное — в окрестностях не наблюдалось банды Антипы, отряда брата Рихарда или оравы злобных чугунков, которым всё равно, на кого нападать. Конечно, имелась вероятность, что где-то неподалёку таится Циклоп, но уж тут мы могли надеяться только на удачу и на собственную бдительность.

Какой бы он ни был метаморф, а засечь его можно.

— Тогда чего? Привал? — спросил Синдбад. — Ждём?

— Ждём, — я кивнул. — Надо бы заморить червяка.

С этим страшным, обитающим где-то в желудке животным мы боролись с помощью обыкновенных консервов, а также бутылки с чистой водой, что нашлась в поклаже у Колючего. Любой из нас, обладателей метаболического импланта последнего поколения, может долгое время обходиться без жидкости, но если есть возможность попить, чего её не использовать?

Я меланхолично жевал соевое мясо, не забывая «поглядывать» по сторонам: одиночка так и сидит на крыше, пятеро уже прошли Берзарина и железную дорогу, трое начали спуск к вихрю…

— Слушай, а я ведь тебя где-то видел, — заявил Синдбад, глядя на меня с прищуром.

— Да ты что? Не может быть? — Я выпучил глаза и покачал головой. — Последние сутки моя рожа то и дело мелькает у тебя перед глазами, как и твоя у меня, кстати.

— Нет, я имею в виду раньше, несколько лет назад… на фотографии или, может быть, на плакате. — Он сложил губы трубочкой и почесал подбородок. — Ты на сцене не выступал?

— Петь я люблю, — сказал я, — но голоса у меня особого нет и слуха тоже.

Видеть он меня, конечно, мог, в последние месяцы пятьдесят первого, когда меня ловили по всей стране, и моя фотография, снабжённая припиской: «Разыскивается! Особо опасен!», болталась на некоторых новостных сайтах, а также на информационных стендах в отделениях милиции.

Да только фотография та была ещё детдомовских времен…

Я уже на втором курсе окончательно понял, чему хочу посвятить жизнь, и всеми силами начал избегать фото— и видеокамер. И когда ФСБ благодаря помощи стукача вышла на наш след, в руках чекистов не оказалось ни одного моего нормального изображения.

Только старая карточка из личного дела воспитанника интерната номер сто семьдесят шесть.