Дмитрий Казаков - Идеальное отражение

— Обойдём? — предложил Синдбад.

— Можно, если бы мы знали её границы, — сказал я. — Вдруг она тянется от метро до Большого Садового пруда?

— Тогда что, рискнём пройти напрямую?

— Рискнём, — я кивнул. — Идти придётся тесной группой, чтобы можно было дотянуться до соседа. И маски надо отстегнуть, чтобы, если чего, увидеть губы друг друга. Надеюсь, что оружие внутри этой зоны молчания работает, хотя это можно проверить…

Проверку мы откладывать не стали, и она показала, что ИПП тут стреляет так же хорошо, как и везде, разве что совершенно бесшумно. Я показал спутникам большой палец, мы нырнули в тишину, словно в воду, и у меня почти сразу начали болеть уши, а в голове засвербело.

Чем плохи импланты — к ним вскоре привыкаешь и без них начинаешь ощущать себя неполноценным. И вот сейчас я всё видел, но невозможность обратиться к радару или датчику движения создавала впечатление, что я ослеп. Это невероятным образом бесило, возникало желание снять невидимое ведро, которое кто-то нахлобучил мне на голову.

Неуютно чувствовали себя и Колючий с Синдбадом, они то и дело оглядывались, вздрагивали.

По Клары Цеткин мы прошли нормально, а вот когда выбрались на Космодемьянских, к глухоте добавилось ощущение, что воздух стал плотным и колючим. На краю зрения замелькали разноцветные вспышки, мне показалось, что через подошвы я уловил идущую по земле вибрацию.

Тяжёлая рука опустилась мне на плечо, и я вздрогнул.

Повернулся и вопросительно глянул на Синдбада.

Он присел и пальцем нарисовал на тонком слое снега: «Вернёмся?»

Я покачал головой и махнул рукой в сторону Тимирязевского парка — вперёд и только вперёд! Синдбад встал и пожал плечами, а Колючий несколько раз широко и размашисто перекрестился.

И то верно — как ещё бороться с дьявольским наваждением?

Ещё десять шагов, и я понял, что перед глазами темнеет, а на плечи начало давить так, словно я навьючил на себя тройной груз. Это напомнило ощущения, какие бывают при переходе Барьера, но откуда им взяться тут, посреди локации?

Или здесь ещё и гравитация повышена?

Через два шага мне показалось, что я провалился в яму — меня тряхнуло и что-то ударило в ноги. Испуг заставил похолодеть — неужели я угодил в «Чёртову топь», и погоня закончится прямо здесь?

С отрезанными ногами сложно гнаться за кем-либо.

Ворочая тяжёлой, как танковая башня, головой, я определил, что нахожусь там же, никакой ямы или ловушки под ногами нет, а впереди — обычные руины, поросшие металлическими лозами. Оглянулся, чтобы проверить, как там спутники, и увидел, что беглый праведник лежит на земле, а Синдбад, двигаясь неуклюже и медленно, пытается поднять мальчишку.

— Что с ним? — спросил я, точнее попытался спросить, но лишь зря пошевелил языком.

Синдбад поднатужился, перевернул Колючего на спину, и стало видно его лицо — белое, как первый снег, с выпученными глазами, в которых смешались страх, бессилие и ещё что-то, похожее на торжество.

Я сделал шаг назад, подхватил мальчишку с другой стороны, и мы попытались поднять его на ноги. Но они подогнулись, и беглый праведник не только едва не упал обратно, да ещё чуть не утянул нас с собой.

Стоять было всё труднее, я чувствовал, как дрожат мышцы бедер и голеней.

«Мать твою разэтак, — подумал я. — Надо идти, двигаться, иначе мы останемся здесь, в «зоне молчания», погибнем и иссохнем. А через месяц-другой какой-нибудь ходок наткнётся на наши мирно валяющиеся на обочине трупы, либо хуже того — на трупы бродячие…».

Ходили слухи, что скорги порой избирают для поселения не технику, а человеческое тело. В этом случае они не используют его как материал, а возвращают к жизни, создают полубиомеха-полусталкера. И такая тварь бродит по локации, нападая на всё живое, чтобы управляющие ею наниты могли размножаться.

Сам я подобных существ не встречал, но интуиция подсказывала, что такое вполне вероятно. И перспектива стать тухлой заготовкой для технозомби меня вовсе не вдохновляла.

— Давай! — заорал я, не надеясь, что меня услышат, рассчитывая лишь, что Синдбад прочитает текст по губам. — Хватай его, и потащили! Нельзя на месте оставаться! Иначе все тут сгинем!

Синдбад кивнул, мы вскинули Колючего на плечи и пошли, а точнее — поползли.

На спину давила такая тяжесть, словно мальчишка весил, как статуя из свинца, голова кружилась, накатывали волны слабости, в сгущавшейся перед глазами темноте возникали разноцветные колёса и воронки. Каждый шаг давался неимоверным трудом, но мы делали его, а затем ещё один, и ещё один, и удивительным образом оставляли позади метр за метром.