Андрей Посняков - Довмонт. Князь-меч

Сперва, как принято было, обсудили местные, внутригородские дела. Опять же – самые важные, всего города и посада касавшиеся. Строить ли за счет городской казны новые стены да башни, или лучше сперва улицы замостить? Многие мостовые уж совсем прохудились да сгнили – и ходить страшно, и смотреть стыдно! По данному вопросу тут же послышались выкрики:

– На Ивановской улице грязь одна – стыд!

– Мостить, мостить надоть!

– Третьего дня на Хвостова крицу медную потеряли. Слетела с телеги в лужу – до сих пор не нашли!

– Искать лучше надо!

– Так я же говорю – мостить!

– А я говорю – стены! – Козьма Косорыл степенно поднялся на ноги и, поклонившись президиуму, испросил разрешения сказать.

– Говори, Козьма Никифорыч, – скривившись, покивал посадник. – Может, чего доброго скажешь?

Многие засмеялись, не всеми были любы псковские вольности, во все времена большинство людей не очень-то жаждет хоть какой-то ответственности. Пусть уж лучше «старший брат» за все отвечает! Или – великий князь Ярослав. Да и литовцы… да хоть немцы – лишь бы не самим!

Боярин Козьма откашлялся и пригладил бороду:

– Друже мой – его все вы знаете – Акинфей Окулов, торговый гость, намедни из Новгорода вернулся. Вернулся – и вести принес.

– А ну-ка, ну-ка, – язвительно усмехнулся посадник. – Как же, как же – всем нам очень уж интересно новгородские сплетни да слухи знать.

По правде говоря, Сырков не очень-то и хотел допускать Косорыла к слову. Не хотел, да отказать побоялся, слишком уж влиятелен был боярин, слишком богат да силен. К тому же веское слово боярина Козьмы нередко звучало и против новгородских врагов – немцев.

Подумав так, Игорь невольно улыбнулся. Надо же – немцы. Да не было еще такой нации, не сложилась. Были бранденбуржцы, саксонцы, баварцы и прочие. Друг друга мало того, что не жаловали, а и понимали-то через раз. К тому же в Тевтонском ордене кого только не было! Вся Европа, вот хоть Анри де Сен-Клера взять. Где-то теперь рыщет сей славный нормандский шевалье?

Вспомнив своего приятеля, Довмонт неожиданно для себя расчувствовался, забылся, словно солдат-первогодок на политзанятиях, да пропустил слова Косорыла… Услыхал лишь, как поднялся шум.

– Да мало ли против кого пороки?

– Что такое? – придя в себя, князь с живостью повернулся к епископу. – Чего все орут-то?

– Козьма молвил, де, строят новгородцы пороки изрядны!

«Монтажат большие стенобитные машины», – перевел про себя Игорь.

– Вот и спорят наши – супротив кого? Чьи стены новгородцы рушить собрались? Не псковские ли?

Боярин Косорыл между тем повысил голос:

– К тому же известно другу моему стало – отправили новгородцы посланцев ко великому князю Ярославу!

– О как!

– И – к племяннику его, переяславскому князю Димитрию!

– Немцев надо призвать! Немцев! – неожиданно завопил худой чернявый бояришко с рыжеватою трясущейся бородой и злобным взглядом. Офонасий Пархов, купцов рижских покровитель и друг.

– Немцев? Да ты в уме ли, боярин?

– А что такого? Отобьем новгородскую рать, потом и с немцами посчитаемся!

Посадника аж перекосило от такого бесстыдства. Он уж поднялся было, да сказать ничего не успел – перебил Федор Скарабей, господине, многими в городе уважаемый.

Вскочил – молодой, красивый, статный, в свите червленой, и шелком, и златом украшенной – князю великому такую свиту одеть не стыдно. Ломанул шапку об пол:

– Не с орденом нам, друже, дружить надобно. Не с орденом, но с великим князем Ярославом.

Довмонт при таких словах поморщился, правда, не очень сильно. Великий Владимиро-Суздальский князь Ярослав Ярославич явно не проявлял к псковскому защитнику никаких симпатий – это ведь сына Ярослава выгнали ушлые псковичи, предложив место князя беглому литвину. Недоброжелатель – да, но не враг явный. Хотя… с Ярослава всякое станется!

– А не с Ярославом, так с племянником его, Димитрием.

Ну, с этим еще – куда ни шло. Сыну покойного Александра Невского молодому переяславскому князю Дмитрию Александровичу Довмонт еще насолить не успел, не пересекались как-то.

– Не о том спорите, други! – вновь повысил голос Козьма Косорыл. – Так мы улицы мостить или стены строить будем? Ты как, князь?

– Я – за стены, – Довмонт поспешно поднял руку.

– А я – за улицы! – резко возразив, посадник оглянулся на епископа Финогена. Хитрый старец тут же занял нейтральную позицию и при голосовании воздержался. Большинством голосов победили «стены», строительство коих и поручили курировать князю – а кому же еще? Кто город охранять обязан? Знамо дело – князь. На то, чай, и позван.