Андрей Посняков - Довмонт. Князь-меч

Однако же ударить не успел – враг оказался хитрее, сделав то, чего от него не ожидали. Вместо того чтобы броситься из овина вон, убийца резко рванулся внутрь, словно бы сам себя загоняя в ловушку…

На миг все опешили… И этого мига лиходею вполне хватило, чтобы подпрыгнуть, ухватиться за балку… и вот его уже нет! Ушел через прохудившуюся крышу! С глаз пропал буквально в пару секунд…

Пустив в ход кистень, князь угодил ушлому врагу в ногу, но было уже поздно – лиходей уходил, коренастая фигура его мелькнула над частоколом… Довмонт усмехнулся: ну, беги, беги… У частокола он тоже посадил пару воинов. Они и выскочили, ухватили злодея… вместе с ним тяжело рухнув в заросли репейника и крапивы.

– Лови, лови! – перескочив через частокол, закричал Игорь. – Живым брать, гада!

К удивлению, беглец не сопротивлялся. Впрочем, и живым его назвать уже было нельзя… Смущенно оглядываясь на князя, воины перевернули тело… Широченные плечи, руки-клещи… мертвый затухающий взгляд.

– Эхх! – Довмонт в сердцах выругался. – Как же вы так?

– Это не мы, княже. Эвон, рана-то… От стрелы, видно.

От стрелы…

Велев зажечь факелы, молодой военачальник присел на корточки, присмотрелся, заметив небольшую кровоточащую ранку под самым сердцем убитого лиходея. Этакий пистолетный выстрел…

Арбалет! Снова арбалет!

Значит…

– А ну, обыщите здесь все! Живо!

Побежали воины да сыскные. Захрустели кусточками, распугивая идущих на первую зорьку рыбаков.

– Робяты, никто тут не пробегал?

– А кого надоть-то?

– Не, никого не видели.

Не видели…

– Черт! – князь снова выругался и сплюнул. – Ну, надо ж так…

– Ничо, княже, – подойдя, попытался утешить тиун. – Посейчас рыбачков опросим… да город небольшой, вызнаем.

Довмонт лишь махнул рукой – не повезло, чего уж. Как там пословица? И на старуху бывает проруха. Иль не пословица, поговорка это. Не может ведь так быть, чтоб все всегда удавалось, вот и нынче – переигрывал князя неведомый враг. Правда, людей терял, но – переигрывал. Опять же – пока.

Опрос рыбаков, естественно, ничего не дал, да Игорь и не надеялся: уж слишком хорошо подготовился неведомый арбалетчик, слишком точно все просчитал. И человечка своего, быть может, специально подставил – чтоб и дело сделать, а потом – избавиться.

– Думаю, так и было, княже, – устало согласился Степан Иваныч. – Навряд ли лиходей о нашей засаде знал. Просто от слуги своего хотел избавиться. Убил бы тот отрока… тут же и свою бы смерть нашел. Мертвяка куда велишь деть?

– Денек-другой пусть на леднике поторчит. А ты там подсуетись, тиуне, со своим. Может, и признает кто?

– Может.

С ночи Довмонт так и не выспался. Не успел – позвали на вече. Молодой человек едва прилег, едва примостился плющить щекою подушку, как заглянул в опочивальню Гинтарс, начальник внутренней стражи. Сверкнул светлыми очами, виновато так улыбнулся:

– Не хочу показаться навязчивым, мой кунигас, однако… Однако – зовут.

Довмонт лениво потянулся:

– Куда еще? Вече?

– Так, княже.

Вече так вече, дело важное, ничего не попишешь, уж придется идти. Князь быстро встал, умылся из рукомойника, прогоняя остатки сна. Натянув рубаху, подошел к висевшему в простенке меж окнами большому серебряному зеркалу, всмотрелся, причесал частым гребнем щегольскую бородку и усы. Подмигнув сам себе, ухмыльнулся невольно – сейчас бы пиджачок, галстучек – да на заседание кафедры. Обсудить чью-нибудь заявленную на диссертационный совет тему, как всегда, важную, животрепещущую, типа эволюции подков в княжестве Рязанском в период с конца одиннадцатого века и до начала двенадцатого.

Псковское вече ныне собралось не на площади, а в специально выстроенных палатах с длинными лавками и столом для председательствующего – посадника, новгородского выкормыша Егора Ивановича Сыркова. Собрались малым составом, этаким советом – «пятьдесят золотых поясов». Знатнейшие из знатных, лучшие из лучших, самые из самых. Про себя Игорь именовал их – Совет Федерации: такие же толстомясые хари, палец в рот не клади!

При появлении князя – а он чуть припозднился, важность свою показывая – все встали, поклонились. Довмонт тоже поклонился в ответ, заняв отведенное ему место рядом с посланником, ставленником новгородским. Посадник, Егор Иванович, сидел по левую руку от Довмонта, по правую же – епископ Псковской и Изборский, Финоген, старичок желчный, но умный, сам себе на уме.

Что же касаемо собравшихся… Князь сразу же кивнул своим – тем, кто за Псков выступал, за вольности городские, за то, чтоб ни в чем «братцу старшему» не подчиняться. Вон они, по левому краю сидят оба-два: осанистый бородач с пристальным взглядом, боярин Козьма Никифорыч Косорыл, да рядом – друг его и князя – боярин Митрофан Окуньев, гордый, светлобородый, одетый в щегольской немецкий кафтан с золотыми пуговицами. Других представителей «псковской» партии – боярского сына Митри Лобзева да Окинфея Акулова, заморского гостя – на совете не было, чином не вышли.