Артем Мичурин - Еда и патроны

Помню, что вид его трупа не вызвал никаких чувств кроме брезгливости. Я тогда ещё подумал: «Вот мудак. Теперь неделю саньём будет вонять».

Валет, молча, сплюнул и пошёл за лопатой.

Да и Фара недолго горевал. Помог зарыть тело на пустыре, повздыхал немного и отправился по своим делам. Думаю, в душе он был рад такому исходу. Репа изрядно достал всех своим похуизмом, ставил нас под удар, был неэффективен. А неэффективные особи должны умереть. Я читал, что у некоторых видов акул детёныши пожирают друг друга ещё в утробе матери. Выживает только один. Он-то и появляется на свет. По-моему, гениальный способ отбора, и предельно гуманный. Слабые просто не рождаются, не страдают от лишений и презрения, не загаживают по недоразумению генофонд. Всё-таки природа способна творить шедевры, если дать ей свободу для творчества, не зажимать рамками чуждых технологий и ещё более чуждой морали. Она не этого от нас ждёт.

Соловьи сдохли. Мир их праху.

Летом пятьдесят восьмого моя «мигрень» неожиданно напомнила о себе. С головными болями я, к тому времени, свыкся. Так бывает. Если что-то происходит регулярно, к этому привыкаешь, и боль — не исключение. Просыпаешься с утра, морщишься от рези во лбу, чуть повыше надбровных дуг, идёшь справлять нужду, умываешься, чувствуя, как резь постепенно сменяется тупой ломотой, красные точки в глазах, пульсация, одеваешься, ешь, подташнивает, не так чтоб очень, обратно не лезет и хорошо, натягиваешь ботинки, сидя, голову лучше не опускать ниже плеч, накроет, выходишь из дома, снова морщишься от скрежета петель, резонирующего в черепе, улица, ещё один день начался так же, как и сотня предыдущих.

Вот и тот памятный день с утра ничем особым себя не выдал.

Заказов не было, достойных внимания адресов тоже не наклёвывалось, Валет опять свалил по делам, и я, пользуясь избытком свободного времени, подрядился на участие в «командировке» — так дружки Фары называли рейд по окраинам Чистого района с посещением тамошних злачных мест в целях избавления несчастных лацев от наркотического голодания. Дурь была не ахти — дерьмовенькая конопля с самосадным табаком, солома соломой. Стоящую шмаль этим дегенератам потерянные не доверяли. Тем не менее, расходился товар весьма бойко, и торгаши-лацы охотно брали его на реализацию. Основная трудность заключалась в доставке. Лацы на Поле соваться не желали, а хозяева Чистого района ревностно охраняли свою вотчину от посягательств со стороны обитающих за Межой недочеловеков. Если по окончанию знакомства с блюстителями порядка незадачливый визитёр пару недель мочился кровью — это можно было считать устным предупреждением. Посему в командировки ходили ночью, что несколько снижало риск незапланированных встреч, а моё участие, в качестве дозорного, снижало его ещё больше. За это я получал долю — командировочные — двадцать косяков. Остальные довольствовались пятнадцатью. При этом каждый из пяти курьеров тащил за плечами обшитую дерюгой и опечатанную сургучом коробку с двумя тысячами доз.

Командировка в тот раз удалась. Мы успешно разминулись с патрулями и, оставив груз в трёх разных точках, вернулись обратно. Данное обстоятельство решено было отметить. Ошивались дружки Фары обычно в кое-как обустроенном коллекторе, неподалёку от молокозавода. Туда мы и направились, предварительно сменяв пять косяков на литровую бутыль самогона и две рыбины засушенных до состояния окаменелости.

— Ну, будем, — произнёс тост Липкий и поднял кружку.

Этот весьма несимпатичный субъект являлся негласным лидером шоблы. Ему было уже пятнадцать, и на правах старшего он вёл дела с потерянными, чем очень гордился. Откровенный неудачник. Его одногодки уже ходили в боевиках, а этот ошивался с малолетками и ничего менять в своём убогом существовании не планировал. Видимо боязни оказаться среди сверстников последним, была сильнее самолюбия, если оно вообще ему знакомо. По виду Липкий напоминал червя — долговязый с узкими плечами и слоем жирка на дряблом мясе, он даже двигался волнообразно, а неизменно сальная кожа и жидкие налипшие на одутловатую физиономию лохмы, гармонично дополняли образ. Маленькие прищуренные глаза находились в постоянном движении, лихорадочно рыская по сторонам, словно их обладателю грозила смертельная опасность. Разговаривал Липкий тихо и отрывисто, из-за чего был частенько игнорируем, но не обижался, предпочитая, в таком случае, сделать вид, будто и вовсе молчал.