Андрей Дьяков - Во мрак

Еле различимая в свете редких ламп, от толпы отделилась серая тень. Еще немного, и Таран разглядел лицо женщины в черном платке, которая направлялась к нему через платформу. Припухшие от слез, но сухие глаза — все уже выплакано, ровная линия мертвенно-бледных дрожащих губ, отрешенный взгляд, в котором не осталось ничего, кроме безграничной скорби.

— Ты ведь наемник? — тихо спросила она, глядя на сталкера в упор. — Сколько стоят твои услуги?

Таран замешкался, уже догадываясь, о чем та хочет попросить. Сторонними заказами сейчас заниматься было не с руки…

Уловив настроение сталкера, женщина заторопилась:

— Мы соберем плату. Всей станцией. Только найди их. Найди и убей. Всех. Ты слышишь, сталкер? Убей их всех! Убей!

Рот ее скривился в гримасе отчаяния, худые бледные руки забарабанили по груди сталкера. Но тот, казалось, не чувствовал ударов, глядя в ее черные от горя глаза. Он продолжать стоять, не в силах развернуться и уйти своей дорогой. Наконец местные оттащили женщину и увели к фанерным клетушкам жилых бараков.

— Не серчай, Таран. Сына у нее убили. И еще пятерых наших… — Рядом со сталкером стоял, опираясь на массивный костыль, щуплый старик с культей вместо ноги. — Банда Безбожника. Слыхал, небось, о таких? Вконец озверели, подонки, ничего не боятся.

Сталкер молчал. О «безбожниках» — так нарекли себя эти головорезы в угоду своему главарю — слухи ходили нехорошие. Тарану даже было известно об их логове в перегоне между желтой и фиолетовой ветками. Этот межлинейник позволял попасть с Достоевской на Техноложку через Звенигородскую и Пушкинскую, минуя таможенные барьеры торгового кольца. Теперь в CCB [13] Служебная соединительная ветвь. прочно обосновались безбожники, собирая с контрабандистов мзду за проход. Не гнушались этой лазейкой и поставщики наркоты с Улицы Дыбенко, равно как и работорговцы Вегана, ведь попасть на юго-запад метрополитена по красной ветке было невозможно из-за гигантского разлома в земле между Пушкинской и Владимирской.

Случались у безбожников и набеги на слабые периферийные станции. Так что с того? Воюют все: колонии, альянсы, одиночки… Кто из них прав, кто виноват — поди разбери. Встревать в чужие разборки, да еще против целой банды, было глупо. Старик, видимо, думал примерно так же, поскольку не остановил наемника, когда тот, кивнув на прощание, двинулся своей дорогой.

— Мир твоему дому, сталкер… — услышал Таран его тихое напутствие, но не обернулся. Впереди ждали неотложные дела.

Не задерживаясь более на транзитных станциях, он возвращался домой, в больничное бомбоубежище. Позади остались черная от кострищ платформа Московских ворот, шумная «Электра» [14] Станция метро Электросила. продуваемый туннельными сквозняками «Папа». [15] Станция метро Парк Победы. Патрульные на блокпостах лишних вопросов не задавали и открывали проход, едва завидев знакомый силуэт сталкера.

Не доходя до Московской, Таран привычно повернул в боковой штрек. До дома оставалось всего ничего — несколько коротких переходов по узким сбойкам с шершавыми, грубо сработанными стенами. Вскоре он уже поднимался по скобам вертикальной шахты, предвкушая сытный ужин в компании сына и неторопливые разговоры до полуночи. Лязгнула крышка люка.

Таран влез наверх, обшаривая взглядом убежище… От дурных предчувствий закололо в затылке.

Посуда, тряпье, обломки нехитрой мебели — все валялось на полу в хаотическом беспорядке.

— Глеб?..

Сталкер пронесся по отсекам, наблюдая везде одну и ту же картину — разбросанные повсюду вещи, опрокинутые на бок двухъярусные нары, вскрытые ящики.

— Глеб!

Пацана нигде не было. В душе еще теплилась надежда, что все это — не более чем хорошо подготовленный розыгрыш, но распахнутая настежь гермодверь красноречиво говорила об обратном. Убежище обнесли, а сына… — Таран даже мысли не мог допустить, что случилось непоправимое — сын пропал.

Во рту пересохло, а лоб, наоборот, покрылся испариной. Мысль о том, что с Глебом может что-нибудь произойти, часто посещала сталкера, но он упорно гнал ее прочь. Теперь же, когда опасения все-таки стали реальностью, голова работала плохо. Сознание вязло в мешанине нахлынувших эмоций. Некое чувство, накрепко забытое в период отшельничества, теперь вернулось и мешало мыслить здраво. Таран запаниковал — впервые за долгие годы.

Растерянно оглядываясь, он вышел в тамбур. Следы взлома на гермодвери отсутствовали. Да и не такое это простое дело — железо кромсать. Неужели сын открыл дверь сам? А главное, зачем? Взгляд сталкера уткнулся в пятна крови на бетонном полу. Глебова? Сердце екнуло. Вроде не так много. Может, нос разбили чуток, да и все?