Владимир Яценко - Десант в настоящее

Он не думал, что они понимают его. Просто надеялся, что гипноз человеческого голоса и плавные перетекающие движения дадут отсрочку ещё в несколько секунд, за которые он сумеет сделать два-три шага.

Каждый отвоёванный шаг приближал его к ручью. Если пробиться к камням, то можно будет занять более выгодное положение для обороны, по крайней мере, привалиться спиной к камню и не дать им напасть на себя с тыла. Здесь, на открытом пространстве, шансов уцелеть не было вовсе.

— Смерти я не боюсь. Конечно, погибать от уродов удовольствия мало, но уж будьте уверены, уцелевшим будет, что вспомнить… если, конечно, из вас кто-нибудь уцелеет.

Ещё шаг…

Ближайший шар сорвался с места и полетел к Отто: острые зубья с треском прорвали оранжевую кожу, раздался несильный хлопок, в воздухе разлилось зловоние.

Отто развернулся, выдернул вилы и сделал ещё один шаг.

Теперь он шёл боком, стараясь не выпускать из виду раненого противника.

Ничего ему не сделалось. Висит себе вместе со всеми и всё так же переливается лиловым с фиолетовым.

— Похоже на ничью, — сказал Отто, делая полшага вперёд. — Не нравитесь вы мне, парни. Чего не понимаю, того боюсь. Что боюсь, на то нападаю первым…

Он ни на мгновение не прекращал своего движения.

Центр тяжести его тела неумолимо перетекал от точки к точке в сторону ручья, даже когда ноги оставались неподвижными.

Ещё шаг.

Оглушительно заревев, Отто бросился на мортанов, преградивших ему дорогу. Ближайшая пара немедленно дёрнулась навстречу. Отто развернул вилы поперёк движения, и, держа их руками посередине, с силой ударил концами черенка в центры шаров. Вновь треск, вонь, и опять непонятно: нанёс он этим тварям хоть какой-то ущерб или нет?

Впрочем, какую-то пользу эти упражнения всё-таки принесли: судя по затраченным усилиям, мортаны весили килограмм двадцать, не больше.

"Как же эти штуки летают?"

Теперь Отто отступал, пятясь к ручью.

— Я знаю, что произойдёт, если вам крепко досадить. Вы взорвётесь, и мне вместе с вами капут. Так что, отправимся всей компанией в ад, ребята?

Дорога позади него была свободна. Восемь золотистых шаров, взяв его в четверть сферы, неотступно двигались следом.

— Всё, что мне нужно, это пройти мимо, — напомнил им Отто. — И я сделаю это, с вашего согласия, или без него…

И тут это произошло.

Один из шаров ярко вспыхнул. От его нестерпимого сияния невозможно было спрятаться за шторами век. Голову стянуло обручем, Отто почувствовал, что теряет сознание.

Он попытался сделать ещё один выпад, но земля, выскользнув из-под ног, ударила его по лицу. Он выпустил вилы и попытался зарыть голову в землю, надеясь там укрыться от беспощадного света, но руки, ломая ногти, лишь беспомощно переворачивали камни.

"Это они нарочно меня на камни выманили, — подумал Отто. — А за вилы мне от Флавия влетит. Он вернётся за ними. Обязательно вернётся…"

Через секунду его начало рвать. Болезненные сокращения пустого желудка выворачивали наизнанку. Сплёвывая желчь, он никак не мог нащупать вилы. "Они же тут, где-то рядом!"

Слёзы заливали лицо и, смешиваясь с потом, частыми каплями падали в траву. Он был раздавлен, унижен, уничтожен…

Когда Отто показалось, что он начал привыкать к боли, она вдруг усилилась. Он почувствовал, как лезут из орбит глаза, как что-то липкое, тёплое течёт из носа, ушей…

Тогда он перестал тереться лицом о гальку, встал на колени, запрокинул голову кверху и завыл…

— Я не могу вас пропустить, — угрюмо повторил часовой.

Василий со скучающим видом смотрел мимо него, размышляя о чём-то своём.

— А ты подумай о своей семье, — сказал я. — Подумай о детях, которым придётся чужого дядю называть папой, о жене, которая будет стонать под тяжестью их отчима. Подумай об этом и отойди в сторону.

— У меня приказ, — упрямился гвардеец. — Долг. Присяга.

— Приказ — это ты. Кому ты должен больше: своей семье или сотне слов, которые вы, как бараны, тупо повторяли вслед за своим капралом, и смысла которых ты до сих пор не понимаешь? Кто позаботится о твоих детях, когда ты умрёшь? Кто будет вытирать им слёзы? Мы ведь всё равно войдём, только зла в твоём мире станет на одну смерть больше. На твою смерть…

— Честь… — сквозь зубы прошипел часовой.

— Умирать, не раздав долги, нечестно. Ты должен своей семье, солдат. Думай! Тебя учили: "руби, за тебя начальство думает". Это потому что рубить не им. И умирать не им. И не их детям умирать, между прочим, тоже!