Владимир Яценко
Пасынок человечества
– Немой! Слышь, Немой. – Сильные руки тормошили Полозова, разрушая сладкую магию сна. – Маныч помер. Да проснись ты!..
Защищаясь, Андрей отмахнулся от наседающего противника, и тот сразу оставил его в покое. Соседняя койка заныла, заскрипела, и горячий шепот засаднил, надрываясь, в другой угол тесного помещения:
– Рыка! Вставай, просыпайся. Манычу крендец! Толкни корейца…
Андрей открыл глаза. Ничего нового. До войны – обычный гостиничный номер на одного человека. Теперь, после небольшого, но вдумчивого апгрейда, – восемь мест со всеми удобствами: душ, умывальник, унитаз. Никаких тумбочек, шкафов и перегородок, – это чтоб, в случае чего, прятаться постояльцам было негде. Стены тускло-желтого цвета, а это чтоб не фонило, не мешало охране целиться в тех, кому негде спрятаться. Высокий потолок в черных пятнах светильников, опутанных сеткой из стальной проволоки, три стены и решетка. Решетка? Чтоб не разбежались, – стрелять удобнее, когда цели в куче. Дальше, за решеткой, – коридор, которым после побудки предатели идут в столовую. А как же иначе? – худую скотину тоже кормить надо. По-другому только на убой… что, впрочем, неизбежно и является лишь вопросом времени.
Во сне было лучше. Светлее, просторнее. Необъятное небо и трава до горизонта. А еще он пел. Ни слов, ни мелодии не припомнить, но это была чудесная песня… в полной тишине. Впрочем, сейчас вроде бы тоже тихо. Ни привычного шума в ушах, ни прострелов, к которым Андрей еще в госпитале приспособился.
«Но ведь и вправду ничего не шумит!» – удивился Полозов, ощупывая голову.
– Акка, возьми себя в руки! – сердитый бас Рыки приглушен: каждый боится внимания охраны. – Помер и помер. Теперь-то чего: до утра подождать не может?
– Машинка работает! – Голос у Акки дрожит, сочится страхом. – Включили! Я говорил!..
Скрип кровати и хлесткий звук пощечины.
– Заткнись, придурок!
– Что там у вас, уроды? – раздраженный голос надзирателя властно накрывает камеру. – Подъем, трусы и предатели, если не спится. Я вам покажу небо в алмазах!
Ослепительный свет выдавливает слезы даже сквозь плотно сомкнутые веки.
Полозов вместе со всеми вскакивает и одним движением заворачивает в плед подушку. Штаны, куртка, шлепанцы. Прошли положенные внутренним распорядком три секунды, а все уже стоят смирно, рядом с убранными кроватями.
Нет. Не все…
– Кто это там залег?
Надзирателя зовут Михаил Пенков. За глаза – Пена. Это хорошо и плохо. Плохо: потому что его лучше не злить. Так что руки за спину, подбородок вверх, глаза чуть выше фуражки и в бесконечность. Попробуй шелохнись или «не так» посмотри. В лучшем случае вместо обеда отправят на санобработку камер. В худшем… только к чему это? Стоим прямо, смотрим ровно… тем более что есть и хорошее. Если Пена, – значит, четный день. Значит, идти на склад за расходниками. А на складе – Варя, дорогая, милая… и накормит, и согреет…
– Ни хрена не понимаю! – Пена со всей дури лупит дубинкой по прутьям решетки. – Кто там у вас лежит, уроды? Кто лежит, спрашиваю?
Как и следовало ожидать, на его трюк никто не купился: руки за спиной и рот на замке! Если к тебе лично не обращались…
– Ты, – дубинка Пены нацелена в глубину камеры. – Поднять мерзавца!
Полозов чувствует, как за спиной происходит необходимое движение. Судя по кряхтению, поднимать Маныча приходится Акке.
– В чем дело? – ядовито интересуется Пена. – Не хочет просыпаться?
– Мертвый он, гражданин надзиратель, – угрюмый голос Акки полон фальшивого раскаяния. – Тяжелый. Не могу поднять…
– Мертвый? – С Пенкова разом слетает спесь и высокомерие. – Что же вы сразу… идиоты! Ты! – приходя в себя, орет Пена и тычет дубинкой в Андрея. – И вы двое. Несите падаль сюда.
Андрей с готовностью разворачивается и подхватывает ближайший угол пледа, на котором застыл труп Маныча. Часть решетки откатывается в сторону. Пена недовольно наблюдает, как они проходят мимо, и передает их подоспевшему конвою: двое парней, с заспанными небритыми лицами.
– Остальным спать, – захлебывается ненавистью голос надзирателя за спиной. – Последнему, кто останется на ногах, стоять до подъема…
– Шевелитесь, смертнички, – торопит конвоир. Наверное, старший. – Не то всех в трупы запишем.
Быстрым шагом прошли мимо ряда темных решеток. Дверь тюремного блока уже открыта, но, против ожидания, конвой повернул не налево, к лазарету, а направо – к хозчасти.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу