Владимир Яценко - Десант в настоящее

Он зашёл под деревья, снял с плеч спальный мешок, мокрый от проступившего сквозь рубашку и жилетку пота, расстелил его под деревом и осторожно пристроился на нём, опираясь спиной о твёрдый морщинистый ствол.

Флавий с радостным уханьем бросился в чащу, низко припадая к земле, будто что-то вынюхивая.

"Если не останавливаться, то к вечеру выйдем в предгорье. А там, по слухам, чище, можно будет и бинты сбросить…"

Из глубины рощи, с треском расправляя твёрдые крылья, ломая ветки и налетая на стволы, ринулась стая саранчи. Насекомые, размером с руку по локоть, не разбирая дороги, неслись прочь с насиженных мест. Скорость их движения была столь велика, что Отто даже не успел как следует их рассмотреть. Они радужным облаком поднялись к низкому небу и исчезли в ослепительном сиянии полдня.

Несколько тварей, искалеченных ударом о дерево, пытались приподняться и ползти. Из чащи показался Флавий. Что-то напевая, он подходил к животному и тонкой спицей протыкал его насквозь. По-видимому, он попадал в какой-то нервный центр, потому что насекомое тут же замирало, судорожно расправив в стороны ломкие лапы и крылья, которые Флавий той же спицей деловито сбивал. Затем оставшееся в руках тельце, как кукурузный початок, забрасывал в сетку на плече и направлялся к следующей жертве.

Отто настороженно следил за его действиями.

Карлик долгое время был у него за спиной. Если бы Отто знал о существовании этой спицы, и о том, как ловко гном ею справляется, он бы никогда не допустил этой оплошности. Явный промах озадачил и встревожил его.

"Кажется, я стал хуже соображать, — подумал Отто. — А говорят, что голод обостряет ум…"

Тем временем Флавий проворно насобирал большую, в свой рост, кучу сушняка, уселся рядом с ней, неспешно вынул из заплечного мешка кресало с кремнем, ловко, одним ударом, высек сноп искр, развёл костёр и, когда пламя занялось, забросал его свежей листвой.

Всё это время, полностью сосредоточившись на своей работе, он продолжал петь. Слова были совершенно незнакомыми, но мелодия прослушивалась ясно и была приятной на слух.

От листвы потянулся густой бледно-розовый дым, такой плотный, что казался осязаемым. Возникло сильное желание подойти и потрогать его рукой, но Отто остался сидеть на своём месте, только чуть передвинулся, чтобы наблюдать было удобнее.

Флавий вытряхнул из сетки добычу, аккуратно, чуть ли не по пояс погружаясь в дым, выложил саранчу на листьях и вновь умчался в чащу.

"Не так уж он и устал, — решил Отто. — Мог бы ещё часок-другой пошагать. А пожрать, видно, большой любитель, как это в него столько поместится?"

Он смотрел, как коптятся насекомые. Потом подумал, что этот дым на многие километры вокруг выдаёт их местоположение. "Уж не для этого ли гном затеял свою коптильню?" — нахмурился Отто. Он поднял голову и тут же успокоился: в десяти метрах над головой шелестели плотные непроницаемые кроны деревьев.

Флавий вернулся, неся в своей сетке скрученную кольцами кору. По-прежнему что-то напевая, он вытряхнул кору на костёр, и уже знакомой спицей расправил её, заботливо укрывая потемневшие от сажи тела насекомых.

— Теперь самое главное, — внезапно заявил он, хитро взглянув на Отто.

"Это он обо мне? — забеспокоился Отто. — Спицей в позвоночник и на костёр?"

Флавий рухнул на колени и, низко пригибаясь к земле, принюхиваясь, пополз кругами вокруг Отто. Он сделал несколько замысловатых петель, не поднимая головы, заполз в кустарник и шумно завозился там, тревожа листву и ветки.

"Ритуал жертвоприношения? — терялся в догадках Отто. — Отвлекающий манёвр?"

Ночью, в лесу, они почти не разговаривали. Гном, назвавшись Флавием, сразу взял на себя роль проводника и, перебирая коротенькими ножками, семенил в нескольких шагах впереди, показывая дорогу. В этих местах заросли деревьев были уже не такими густыми, а может, горы были ближе, но ледник, маяком указывающий им путь, нет-нет, но мелькал среди ветвей. Отто не сомневался, что они идут верной дорогой.

Ближе к утру, гном выдохся, устал. Он заметно сбавил темп, а когда они вышли в саванну, и вовсе отстал. Плёлся вслед за Отто в шагах десяти, не делая никаких попыток заговорить или вернуться на место проводника перехода.

Только к одиннадцати часам он подал голос, обратившись к Отто с просьбой о привале. Отто, разумеется, даже не сбавил шаг. Потом эти просьбы стали повторяться всё чаще по мере их приближения к очередной роще, с каждым разом становясь всё жалобнее, переходя в мольбу.