Владимир Яценко - Десант в настоящее

— Не сходи с ума, Шарки, — возвращает меня к реальности спокойный, уравновешенный голос Василия. — Не так уж твоя душа и пустынна. Ты ещё нужен нам.

Вот так. Нельзя в одиночку отправляться в путь ночью не потому что нужен, а потому что "ещё нужен". А как отработаешь своё, пропадай пропадом!

— Это не совсем так… — всё ещё пытается заглянуть мне в глаза Калима.

— Но и не совсем не так, — замечаю я. — Ребята, ваше присутствие действует мне на нервы. Будет или по-моему, или никак. Я ухожу.

— Мне казалось, мы обо всём договорились…

— Я помню договор. Я помогаю тебе открыть дверь, ты возвращаешь меня в узловую точку моей реальности, чтобы восстановить равновесие. Калима решает свою судьбу до того, как мы разойдёмся. Не вижу противоречий.

— Противоречие в том, что ты ставишь под угрозу свою жизнь, а значит и условия договора.

— Никакой угрозы нет, поскольку мой заложник обещал нам проход к Западным воротам, и его клятва тебя полностью удовлетворила. Или не так?

Василий молча поворачивается и направляется к корчме.

Калима, не оглядываясь, идёт за ним. Ну, и славно!

Я возвращаюсь к сараю, широко распахиваю створки ворот и быстро собираю свои пожитки. Резиновый чехол, на две трети пустой мешок с водой, тщательно завёрнутый пакет с галетами. Основной запас воды для меня нёс Василий. Возьмёт — не возьмёт? Не важно! Трое суток перехода… мне и этого хватит.

Выхожу из сарая.

Всегда далёкие, выступающие из-за горизонта вершины гор, заливающие фиолетовым светом этот мир ночью, сегодня особенно близки. Ледник в форме перевёрнутого полумесяца левым рогом указывает на положение Западных ворот. За эти дни я научился безошибочно находить его в нагромождении скал и трещин; сбиться с пути невозможно…

Дорогу заступают двое уродцев.

Это те двое гномов, что вышли на шум из корчмы вместе с Василием и Калимой.

Один из них требовательно указывает на вилы, другой решительно заявляет:

— Это наши вилы!

Я улыбаюсь. Вот и есть на ком отыграться.

Первый хватает своего приятеля за руку и оттаскивает его в сторону.

— Кажется, мы ошиблись, — примирительно басит он. — В темноте всякий может ошибиться!

Молча стою, наблюдаю, как они пыхтят и выкручивают друг другу руки.

— Ничего мы не ошиблись! — едва переводя дух, заявляет второй. — Это наши вилы.

— В таком случае у нас есть две возможности, — стараюсь говорить мягко и рассудительно. — Первая, вы отходите в сторону и решаете между собой продолжительное время, скажем, до утра, ваши это вилы или нет. Вторая, идёте со мной к Западным воротам, и там я вам эти вилы верну, независимо от справедливости ваших имущественных претензий.

— Это настоящая сталь, — вдруг захныкал второй.

Они, наконец, оставили друг друга и удручённо уставились на оружие у меня в руках.

— Если эта вещь для вас так дорога, почему бросаете без присмотра?

— А чего за ней присматривать? — раздражённо заявляет первый. — Это же не курица, в лес не убежит!

Меня даже передёрнуло: видел я этих "куриц"!

Потом я подумал о девственности этих мест. Оставленная без присмотра ценная вещь будет годами лежать на месте и ждать своего хозяина.

Дикари!

— Так что вы решили? — деликатно покашливая, прерываю затянувшуюся паузу.

— Я пойду с тобой, — заявляет первый. — Вилы того стоят.

— Без вил тяжело, — вздыхает второй. — Без вил никак…

Близко к полудню Флавий запросил пощады:

— Нужно отдохнуть.

Отто неохотно остановился и огляделся.

Лес остался позади. Местность, лежащая перед ним, больше напоминала саванну. Высокая трава и редкие группы деревьев придавали пейзажу глубину и перспективу.

Близкие горы уже давили своей тяжестью. Небесная твердь, опираясь на их плечи, немилосердно поливала зноем. Было жарко и душно.

Отто чувствовал, что слишком быстро теряет влагу: его тело задыхалось под пропитанными потом бинтами.

— Вон под теми деревьями, — он махнул рукой в сторону ближайшей рощицы, лежащей у них на пути.

— Ты это уже говорил, — запричитал гном. — И не один раз. Это бесчеловечно!

Отто усмехнулся, поправил на плечах спальный мешок и двинулся дальше.

"Отчего бы не поговорить о человечности на сытый желудок? — подумал он. — Огромный дубовый стол, заставленный простыми, понятными кушаньями: рыбная похлёбка, маринованные грибы и фасоль, клюквенный сок и квас, забродивший на ржаных хлебных корках в огромных деревянных бадьях. И даже нелюдь, сидящая рядом: и справа, и слева, и напротив тебя, тому не помеха. Съесть хорошо прожаренного рябчика или перепела, ухватить скользкими от жира пальцами зубочистку, с наслаждением поупражняться с ней и подумать о благородстве, любви и справедливости".